Большой палец правой руки нашел упругую скобу, сдвинул ее вниз, до упора, в положение «автоматический огонь», затворная рама наконец дернулась, втолкнув в казенник верхний патрон из магазина, и автомат вдруг ожил в его руках, послав во тьму короткую неприцельную очередь.

Когда вокруг тебя тьма, а в ней злыми волнами автоматического огня катается бой, сообразить, где свои, где чужие и что должен делать конкретно ты, — задача непростая. Стоит прибавить сюда бьющую по мышцам дрожь от нервного потрясения, избытка адреналина в крови, и станет понятно, что, кроме солдат, закаленных, опытных, не раз бывавших в таких переделках, все остальные начнут беспорядочно палить в разные стороны, ища укрытия исключительно для себя, и руководить бойцами станут не здравый смысл и холодный расчет, а инстинкт самосохранения, помноженный на те крохи личных боевых качеств, какие не смог убить ужас первых секунд столкновения.

…Дав короткую очередь, Николай отпрянул под прикрытие огромного ребристого колеса вездехода.

Вокруг царил ад. Нависающие над серпантином дороги скалы изрыгали шквальный огонь. В неясных бликах бушующего в голове обстрелянной колонны пламени метались такие же смутно очерченные тени; росчерки трассирующих очередей летели во тьму, прихотливо перекрещиваясь и создавая впечатление беспорядочного фейерверка, а не осмысленного ответного огня. И среди этого хаоса вспышек, звуков продолжал звучать, уродуя нервы, тот же тонкий, напряженный, задыхающийся крик:

— А-а-а-а-а…

Ник вдруг понял, что не в силах оторвать покрывшуюся ледяной испариной спину от шероховатой, прохладной поверхности скалы. Он никогда не думал, что первый его бой начнется так страшно, внезапно и тьма, вязко облепившая его со всех сторон, окажется настолько враждебной, безжалостной…

Он задыхался, хотя вокруг было достаточно воздуха.

Потом, наверное, спустя всего минуту после того, как Николая скинуло с брони болезненным ударом взрывной волны, он вдруг услышал тишину…

Это было еще хуже, невыносимее, чем звуки скоротечного ночного боя.

Тишина была оглушающей, она несла в себе треск пламени, чей-то отдаленный стон, шуршащие по гравию шаги и громкий, прозвучавший совсем рядом голос:

— Дельманг Шиист ванг кунем ал арби?[1]

— Ал арби моолунг гаши, кемел?[2] — разразился рядом, в темноте, чей-то хохот в сопровождении глухого чавкающего шлепка.

Николай чувствовал, как его затрясло еще сильнее. По звуку он понял, что совсем рядом кто-то перевернул ударом ноги труп.

На его глазах, затуманивая взор, выступили слезы. Отчаяние подкатило к горлу жарким удушливым комом. Он ощутил, как каждую его мышцу сотрясает крупная непроизвольная дрожь…

Вот сейчас… Сейчас…

В проеме между двумя заглохшими вездеходами показалась рослая фигура. Ник увидел, как незнакомец нагнулся к земле, поднял автомат и принялся разглядывать его с неподдельным интересом.

— О, араг дорголт ванг?![3] — поцокав языком, протяжно произнес он и вдруг расхохотался, самодовольно и саркастично.

— Ног, али катх Шиист дегос![4] — ответил второй голос, сопровождая слова скрипом отодвигаемого люка вездехода.