— Сидишь скучаешь?
Зная манеру общения своего собеседника, хозяин кабинета терпеливо ждал, когда Петров наконец перейдет к сути вопроса, из-за которого появился. Не дождавшись ответа, глава администрации недовольно поджал губы и нахмурился.
— Вот что я думаю, Петр Михайлович, раз уж ты не сильно занят, не пообщаться ли тебе сегодня с господином Рудиным?
— Мне?
Удивление Фролова было искренним. Общаться с влиятельным главой нефтяной госкомпании он никакого желания не испытывал.
— Тебе, Петр, тебе, — уверенно отрезал Петров. — Ты бы намекнул нашему общему другу про ту чудесную запись разговора с Тукаем. Мягко так намекнул бы. Мол, есть материальчик, материальчик весомый. Но мы, — Петров пристально посмотрел на Фролова, словно желая убедиться, что тот его правильно понимает, — мы настроены дружески и готовы, даже хотим, этот материальчик уничтожить.
— Это еще как? — возмутился Фролов. — С какой стати?
— Подожди, — махнул на него Петров, — обещать не значит жениться. Уничтожить мы материальчик очень хотим, но хотим мы и ответного дружеского расположения при формировании как будущего кабинета, так и администрации.
— Не рано мы дергаемся? — с сомнением покачал головой Петр Михайлович. — К тому же я предполагал, что мы будем контактировать с Тукаем. Мне кажется, он более сговорчив.
— Не рано, до выборов не так долго осталось, а потом будет поздно. С нами и разговаривать никто не станет. Что касается Тукая, то я думаю, он уже спит и видит себя с нимбом на голове. Вряд ли он пойдет на переговоры. А Рудину есть чего бояться.
— Да уж… Ладно, давай гранату.
— Не понял, ты это о чем? — поднял брови Петров.
— Раз ты меня под танк бросаешь, так хоть гранату с собой дал бы.
Петров засмеялся неприятным квакающим смехом, при этом глаза его оставались абсолютно серьезными. Принять издаваемые им звуки за смех мог только человек, хорошо знающий главу администрации. Фролов был как раз таким человеком.
— Знаешь, а мне вот не смешно. Почему я один должен с ним встречаться? Не кажется ли тебе, что нам стоило бы сделать это вместе? Это было бы весомее. С Рудиным очень тяжело общаться.
— Общаться тяжело, это верно, — согласился Петров, — и, скорее всего, разговор у тебя не заладится. Но в любом случае после этой беседы он начнет думать. И к следующему разговору, который мы уже проведем вместе, он будет, думаю, посговорчивее.
— Почему ты не хочешь пообщаться с ним сейчас? — настаивал Фролов.
— У нас так будет больше возможностей для маневра. Если у вас в общении возникнут острые углы, мне будет их проще сгладить в том случае, если я не принимал участия в диалоге. Позвони ему сейчас и постарайся сегодня встретиться. Насколько я знаю, он должен быть сегодня у себя в офисе.
Дальше возражать уже не имело смысла. Петру Николаевичу крайне не хотелось одному встречаться с Рудиным, да еще намекать ему о том, что у них есть запись разговора, в которой Рудин, по сути, подтвердил свое участие в убийстве Жамбаева. Конечно, впрямую он этого не произнес, но если запись попадет в руки ближайшим соратникам убитого, то тогда Рудина не спасет никто.