У крайнего дома, в котором, по рассказу Нинеи повесился хозяин, Мишка неожиданно для себя увидел еще одну телегу. Лошадь не была распряжена, но на морде у нее висела торба с овсом. Похоже, что хозяин телеги не собирался оставаться, а был намерен, сделав какие-то свои дела, отправится в обратный путь. Тут же пришла мысль напроситься в попутчики до Ратного, но сначала Мишка решил узнать у старостихи кто это прикатил вместе с ней, да и у Нинеи следовало попросить разрешения на возвращение домой.
— Ну что, охотничек, зажили ребра? — встретила его вопросом Беляна — Впредь наука будет, выпороть бы тебя, чтоб глупостей больше не творил. Ишь, чего удумал: из дому сбежать!
— Пороли уже, как раз перед тем…
— Значит мало пороли, если в разум не привели!
— Куда уж больше, и так — до беспамятства. Если еще больше, так уж до смерти, а от этого ума не прибавляется.
— Значит неправильно пороли, порка не для увечья, а для вразумления, а ты, сопляк, язык придержи, когда с тобой старшие говорят! Спросят — ответишь, а пока не спросили, помалкивай.
«Средневековая педагогика во всей красе! Послать бы тебя, кошелка старая… Ладно, изгаляйся, собака лает — караван идет. В гробу я твои поучения видел, в ритуальной обуви белого цвета. Блин, не учуяла бы моего настроения Нинея, мысли она, конечно, не читает, но эмоции улавливает только так. Глазки, что ли потупить, как почтительному отроку надлежит?»
— Ты чего вернулся? Я тебе велела за холопами присмотреть, а то они без пригляда наваляют.
— Ты велела только делянку указать…
— А сам сообразить не мог? Ступай назад! Скажешь, чтоб сюда пока не возили, пусть разделывают на месте. Шевелись, шевелись, что столбом встал?
— Я спросить хотел, насчет второй телеги. Может Нинея Всеславна меня отпустит, так я бы до дому с ними…
— Какой второй телеги? — Тут же насторожилась Нинея. — Беляна, ты кого еще привезла?
Ох как не понравился старостихе вопрос о попутчиках! Мишка только тут и сообразил, что и его Беляна выпроваживала и Нинею разговорами занимала для того, чтобы никто вторую телегу не заметил.
— Никого я не привозила, он сам увязался.
— Кто увязался?
— Поп. Сказал, что место самоубийства очистить надо, святой водой окропить…
— Да как он смеет?!!! Ну, выблядок киевский…
Нинея легко, словно двадцатилетняя девушка вымахнула из-за стола и, не одеваясь, только захватив теплый платок, метнулась из дома.
— Черти тебя принесли, Минька! — Напустилась на Мишку Беляна. — Ну что ты за заноза такая… Господи, ведь убьет же, или разума лишит. — Старостиха торопливо одевалась, видимо собираясь как-то вмешаться в конфликт — Предупреждала же я его, так нет… все умные, все своим умом, что старый, что малый… Только одни старухи у них дуры, а потом вытаскивай умников с того света…
Дело, похоже, принимало серьезный оборот — о боевых навыках ведуньи можно было только догадываться, но судя по тому, как перепугалась Беляна… Выбежав со двора Мишка, сам еще не зная, что будет делать припустил к дому Велимира.
Отец Михаил как раз вышел со двора самоубийцы, сделал несколько шагов и, словно наткнулся на невидимую стену, его, как показалось Мишке, даже слегка пошатнуло. В нескольких шагах перед ним стояла Нинея, но какая Нинея! Старуха исчезла, вместо нее Мишка увидел зрелую женщину, очень сильную, и не на шутку разгневанную. Спина распрямилась, посадка головы сделалась гордой, даже надменной, морщины не исчезли совсем, но стали как-то незаметней, сброшенный на плечи платок открыл высокий лоб, глаза… знал Мишка, как можно утонуть в этих глазах.