Нестора Кишко Станислав допрашивал лично. За дверью разочарованно сопели Гальперин и капитан Кисляр. Задержанный изувер выглядел не очень. Острые ощущения в животе до сих пор не давали ему разогнуться. Нижняя челюсть перекосилась, отправилась в свободное плавание, но это не мешало ему плеваться и шепелявить ругательства.

Стас дрожал от бешенства. Кулаки его жутко чесались. Они ведь познакомились совсем недавно, а его уже одолевала страшная аллергия на этого бесноватого коротышку.

– Падла, не боюсь я тебя! Пошел ты, сука краснопузая!.. – Кишко раскачивался на табурете, подавшись вперед, шипел, как змея. – Всех вас сперва иметь буду, а потом на березе вздерну!

В ответ на вежливую просьбу Шелеста снять завесу с местонахождения базового лагеря Горбацевича Кишко подленько захихикал, принялся гримасничать. Он был полностью неадекватным. Этого фанатика, охваченного ненавистью, абсолютно не волновала собственная жизнь. Он матюкался, сыпал унизительные оскорбления, словно нарочно нарывался. Орешек был крепкий, и болевой порог у него оказался достаточно высоким.

Когда этот подонок начал оскорблять Настю, в которую он собственноручно выпустил пулю, терпение Стаса лопнуло. Он схватил упыря за шиворот, стряхнул с табурета и бросил к стене. Тот ударился затылком, но словно ничего и не почувствовал. Ползал на четвереньках, испуская сопли и кровь, хихикал, давился кашлем.

Шелест распахнул дверь и заявил:

– Федор Ильич, работайте. Приглашайте своих специалистов. Но не забывайте, что он нам нужен живым. Признание в преступной деятельности – потом. Сейчас нас волнует только база Горбацевича.

Подручные Кисляра постарались на славу. Арестант летал по комнате для допросов как перышко. Его били по ногам, по рукам, что было крайне болезненно, но не опасно для жизни. Кишко продолжал плеваться, ругался последними словами. Иногда он терял сознание. Его окатывали холодной водой, и все начиналось заново. Фанатик так и не сказал ни слова по существу. Стас скрипел зубами, наблюдая, как конвоиры волокли по коридору то, что осталось от Нестора Кишко.

Но этот бес оказался вполне живым. Надзиратель за ним не уследил. Вроде лежал на нарах, свернувшись калачиком. Но стоило надсмотрщику отлучиться от оконца, как он мгновенно пришел в себя и начал колотиться виском о каменную стену. Все-таки боялся, что его заставят говорить.

Когда охранники ворвались в камеру, Кишко лежал на полу и трясся в агонии. Височная кость была расколота, на стене остались брызги крови и какая-то липкая желтоватая субстанция. Глаза самоубийцы уже закатывались. Его схватили за руки, за ноги, потащили в лазарет. Но подручный Горбацевича скончался, не приходя в сознание.

Когда Кисляр с виноватым видом сообщил Шелесту о случившемся, тот тоже впал в ярость, но быстро взял себя в руки. Кто не уследил? Арестовать, под суд!

Он потребовал продолжать допросы Приходько, Романюка и Замулы, не останавливаться, теребить их днем и ночью, не давать спать. Один из них предатель. Теперь это ясно. Задержанных не бить, но вызвать у них такой страх, чтобы предатель раскололся, как орех. Другие двое поймут и простят. Лес рубят – щепки летят. Не просто же так изрек эти мудрые слова Иосиф Виссарионович Сталин.