Лейтенанты приотстали, посторонились, пропуская безногого инвалида. Тот проехал мимо них на тележке. Ноги у бедолаги были отчекрыжены почти по тазовые косточки.
– Граждане офицеры, подайте увечному! – возвестил калека, срывая с головы кепку. – Не проходите мимо, граждане офицеры, помогите человеку, пострадавшему на фронтах Великой Отечественной!
– Прошка, а ну брысь отсюда! – заявил торговец мануфактурой. – Товарищи офицеры, не обращайте внимания, никакой он не инвалид войны. Электрослесарем работал, залез по пьяному делу в щиток, долбануло так, что ноги сгорели. Это еще до войны было.
Все же лейтенант порылся в карманах и бросил в кепку пару монеток. Лишь бы этот тип отстал. Инвалид радостно захрюкал и покатил прочь, отталкиваясь от земли руками в рваных перчатках.
– Может, сапожки желаете освежить? – осведомился чистильщик, скорчив уморительную гримасу.
Капитан отрицательно покрутил головой, как бы невзначай осмотрелся, подошел к продавцу мануфактуры и галантереи.
– Здравствуйте, любезный. Как дела? Коммерция процветает?
– И вам доброго денечка, товарищи военные. Желаете чего? У меня сегодня просто потрясающий выбор.
Продавец внимательно смотрел капитану в глаза. Он пока не понимал сути дела. Вроде те самые люди, но могли и какие другие случайно подойти.
Спутники капитана держались позади, смотрели настороженно. Но это было нормально. На базаре, как и в бою, всегда приветствуется осторожность.
Все говорило за то, что это и есть те самые гости, которые должны были сюда пожаловать. Но где пароль, черт его побери?
Тут вдруг вспыхнула ссора у соседнего прилавка, где продавали бижутерию, посуду и дешевую бытовую мелочь. Ахнула молодая дама, вся колоритная, в жуткой шляпке и в цветастой попугайной юбке. Ее лицо скрывалось под толстым слоем пудры. Губы были ярко накрашены, ресницы залиты тушью. У данной особы имелись весьма странные представления о красоте.
Она отпрыгнула от прилавка, схватилась за открытую сумку и испустила душераздирающий вопль:
– Грабят! Караул, граждане дорогие! Кошелек из сумочки украли!
Все невольно повернули головы. Гражданка вертелась как юла, пылала гневом, потрясала кулачком. Отступил от прилавка продавец, которого она пытала о какой-то побрякушке, сделал удивленное лицо.
А гражданка не унималась. Она вульгарно ругалась, вдруг что-то заметила, испустила воинственный клич, метнулась в щель между прилавками и за волосы вытащила оттуда пацаненка лет двенадцати. Тот визжал, брыкался, но дама оказалась сильной и в ярости была страшна.
Она выхватила у пацана свой пропавший кошелек, отвесила ему мощного пенделя, потом схватила его за ухо и стала выкручивать.
Несчастный недомерок визжал, как недорезанный поросенок.
– Тетенька, отпусти, это не я. Я не хотел. Я больше не буду!
Толпа уже роптала, кто-то кричал, мол, хватит измываться над ребенком. Это же сирота казанская, ему есть хочется, спать негде!
Пацан насилу вырвался. Воя от боли, зажимая едва не открученное ухо, он запрыгнул на пустой прилавок, перекатился через него и был таков.
Дама спрятала кошелек, подбоченилась и презрительно оглядела присутствующих. Она быстро успокоилась и как ни в чем не бывало продолжала перебирать бижутерию.