АВРААМ (шепчет). Wachet auf, Adelaide, wachet[1]!
Ночь пала на Рэттлбордж, а с ней и поток ШИПЯЩЕГО дождя.
ГРОЗОВОЙ ливень словно превращает улицу в котел с кипящей водой. Поток так силен, что невозможно видеть дальше чем на десять метров в любом направлении. Дождь РЕВЕТ, как огонь, бросаясь на все в Рэттлбордже, что не прячется под крышей.
Из стены дождя материализуются три черных треугольника, острые на вершинах и широкие у основания. Черные треугольники движутся вместе по центральной улице. Они похожи на летучих мышей, вот только основания треугольников — длинные ноги, что показывает, что это стопоходящие животные.
Мокрые сапоги на этих ногах вязнут в грязной дороге, но в ревущем пожарище ливня слышно шаги. Черные треугольники двигаются по улице, темные фантомы, плывущие в сверхъестественной буре. Они одновременно останавливаются и разворачиваются налево.
Черные треугольники продолжают движение; проходят мимо желтого свет из полуоткрытого окна. Треугольники — три МУЖЧИНЫ в черных пончо.
Из-под центрального пончо показывается рука. В руке компас. Затем рука исчезает под пончо и спустя миг появляется, показывая на северо-восток.
Три Мужчины в пончо двигаются в восточном направлении к пригороду, хотя ни они не видят, куда идут, ни их увидеть нельзя. Центральный говорит, его голос слышен только двум людям рядом.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ. Покажите ваши часы, господа.
Из-под двух пончо по флангам появляются руки с карманными часами. Центральный Мужчина извлекает свои и коротко изучает циферблаты.
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ (продолжает). Хорошо. Встречаемся в полночь у городского знака и потом возвращаемся к лошадям.
Руки убираются под пончо.
МУЖЧИНА СПРАВА. Ясенько.
МУЖЧИНА СЛЕВА. Понял.
Из-под краев пончо возникают блестящие стволы пистолетов и дробовиков. Мужчины разделяются на три разных направления.
Через пять шагов они уже не больше, чем размытые черные треугольники.
Через двенадцать шагов они практически исчезли в дожде — сливаясь с ночью.
Через двадцать шагов они целиком поглощены РЕВУЩИМИ водами Катаракты Карги.
Буря громко РЕВЕТ снаружи: нет грома или молнии, только жестокий и бесконечный ливень. Губерт, краснолицый ювелир, сидит напротив жены, Элизы, пухлой и бледной женщины в многослойной ночнушке. В центре стола, за которым они сидят, стоит свеча, освещая красивую плетеную скатерть, два отреза сыра и каравай орехового хлеба, от которого они отрывали кусочки уже несколько часов.
ЭЛИЗА. Что?!
ГУБЕРТ. Говорю, «Бесполезно беседовать, когда за окном такая страшная буря».
ЭЛИЗА. Не слышу тебя за бурей — ничего не слышу, кроме бури!
Губерт встает и поднимает кресло — хорошо сработанное и очень тяжелое, из ореха — с пола.
ЭЛИЗА (продолжает). Не заработай грыжу, дорогой.
Губерт несет стул вокруг стола и ставит рядом с женой. Она улыбается ему. Он садится в кресло.
Элиза гладит его по плечу.
ЭЛИЗА (продолжает). Всегда был силачом, полным энергии и романтических порывов.
Губерт кивает, довольный собой. Элиза отрезает внушительный кусок от острого чеддера, а затем горбушку от каравая. Аккуратно водружает сыр на хлеб и протягивает Губерту. Он берет бутерброд и кусает.