Алексей сделал шаг к центру круга, оглядел лица, смотрящие на него, вытянул вперед руку, сжатую в кулак:
— Жить Воином, — сказал он негромко, но эти слова каким–то ревом проносились в голове.
— Смерть с Честью! — Алексей, а вместе с ним и остальные будто выдохнули эти слова. Меня будто встряхнуло, взор на секунду затуманился
Странное ощущение, не холода и не жара, что–то другое, больше похожее на покалывание, но как–то, изнутри, начало распространятся по всему телу. Это ощущение стало подниматься от ног, все выше, выше. Дойдя до груди, оно сконцентрировалось в солнечном сплетении. И у меня из груди, будто что–то вытаскивать стали.
Тем временем Илья, стоящий рядом с Алексеем и Игорь чуть не синхронно шагнули вперед и положили ладони на руку Алексея. Чуть припоздал Леший. Холод закрыл ладонью руку лидера «Грани». Я и не понял, когда моя рука, легла поверх руки Ольги.
Когда я, вместе со всеми, убрал руку из этого своеобразного рукопожатия, я посмотрел на Ольгу. И натолкнулся на ее взгляд. Глаза, опять почти черные, смотрели, казалось в самую душу. И впервые мне не было неприятно от этого. Мне почему–то так хорошо стало. Я улыбнулся и кивнул…
«… необычная новость! Вчера, около поселка Покровский, Артемовского района, было зафиксировано природное явление, абсолютно не свойственное для этой местности, а именно колебание почвы, а если проще землетрясение. По словам ученых, это явление чрезвычайно удивительно, так как эпицентр колебаний находился в совершенно сейсмически спокойном районе…»
Иногда, когда на закате, в сумерках меня охватывает странная тоска, безадресная беспричинная, но от которой хочется бежать без оглядки и выть в голос, я, засыпая, вновь оказываюсь на той дороге. Совершенно один, я в оцепении от страха смотрю, как тени он неверного света луны, выползают на дорогу. Пока смотришь на них, они вроде бы не изменяются, но стоит перевести взор, как на краю зрения видишь какие–то мельтешения.
Внутри все замирает, сердце сжимается, дыхание становиться прерывистым. Тело начинает покалывать, волны какого–то первобытного ужаса прокатываются, но я не могу двинуть даже пальцем. Даже просто завизжать (а хотелось именно этого) не получалось…
Потом я бегу. Из последних сил, не видя в сумраке под кронами деревьев дороги. А за спиной ясно ощущается чье–то присутствие. А потом я запинаюсь…
Я понимаю, что это сон, только проснувшись. Дрожа, я вытираю холодный пот со лба, и уже больше не могу уснуть в эту ночь. А долгие ночные часы измеряются сигаретами и кружками чая…
Интересно, я, когда нибудь вспомню, что же было тогда? Что же произошло на той дороге, что я так ее запомнил? Иногда еще, среди мешанин серых образов, я вижу паренька в белой рубахе. Он улыбается и машет рукой. И он мне нравиться.
Самое странное, что никто, и я в том числе, не пытался выяснить друг у друга, кто что помнит. Возникла какая–то негласная договоренность, что нельзя это обсуждать. При этом поговорить о том, что мы там вообще были, не возбранялось и никакого внутреннего протеста не вызывало. Но время, которое мы потратили на собственно поход в аномалию, просто обходился стороной.