Он перешел к следующему шраму, на него закапала кровь, он облизал его, и гнусная боль испарилась, оставив только пульсирующее наслаждение. А когда он перешел к новой ране, я подумал, что больше не выдержу, я просто умру.

Он быстро двигался от шрама к шраму, покрывая их своими волшебными поцелуями, сопровождаемый прикосновением языка, а я дрожал всем телом и стонал.

– Ну и наказание! – внезапно выдохнул я. Ужасные слова! Я мгновенно раскаялся.

Но его рука уже опустилась, нанеся мне жестокий удар пониже спины.

– Я не то хотел сказать, – объяснял я. – То есть, я не хотел показаться таким неблагодарным. В смысле, прости меня за эти слова!

Но он ударил меня снова, так же злобно, как и в первый раз.

– Господин, ну пожалей меня. Я совсем запутался! – закричал я. Он опустил руку на теплое место, куда только что меня ударил, и я подумал – вот теперь он изобьет меня до потери сознания.

Но его пальцы всего лишь ласково сжали мою кожу, не разорванную, а просто теплую, как те первые следы хлыста.

Я снова почувствовал прикосновение его губ к моей левой икре, кровь, язык. По всему моему телу разлились приятные ощущения, и я беспомощно ловил ртом воздух.

– Господин, господин, я люблю тебя.

– Ну хорошо, но в этом ничего необычного нет, – прошептал он. Он не прекращал целовать мои ноги. Он слизывал кровь. Я содрогался под его рукой, лежащей у меня на ягодицах. – Вопрос в том, Амадео, почему я тебя люблю? Почему? Зачем мне понадобилось идти в тот вонючий бордель посмотреть на тебя? Я по природе сильный… какой бы ни была моя природа…»

Он жадно поцеловал большой шрам на моем бедре. Я чувствовал, как он высасывает из него кровь и слизывает ее языком, а потом в него потекла его кровь, сотрясая все мое тело. Я ничего не видел, хотя и открыл глаза. Я старался удостовериться, что они и в самом деле открыты, но ничего не мог разглядеть, только золотистый туман.

– Я люблю тебя, очень люблю, – сказал он. – Но почему? Да, ты сообразительный, да, ты очень красивый, а внутри тебя скрываются сожженные останки святого!

– Господин, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не был святым, никогда, я не считаю себя святым. Я – жалкая, непочтительная, неблагодарная тварь. О, я тебя обожаю. Как же это восхитительно – беспомощно сдаться на твою милость.

– Прекрати издеваться.

– Да не издеваюсь я, – сказал я. – Я хочу высказаться, сказать правду, я хочу быть рабом правды, рабом… Я хочу быть твоим рабом.

– Нет, ты, похоже, действительно не издеваешься. Ты говоришь то, что думаешь. Ты сам не понимаешь, насколько это абсурдно.

Он закончил свое продвижение. Мои ноги потеряли всякую форму, которой они обладали в моем затуманенном мозгу. Я мог только лежать и содрогаться от его поцелуев. Он положил голову на мои бедра, на потеплевшее место, куда он ударил меня рукой, и я почувствовал, что его пальцы дотронулись до моих самых интимных органов.

Мой член твердел в его руке, твердел от вливания его жгучей крови, но еще больше – от присутствия во мне молодого мужского начала, так часто смешивавшего по собственной воле наслаждение с болью.