Остается только подвести нас к настоящему, к сегодняшнему закату, когда я пришел сюда, в самое логово вампиров рука об руку с моим братом и сестрой, чтобы, наконец, увидеть Лестата.

Все получается как-то слишком просто, правда? То есть, мое превращение из маленького религиозного фанатика, стоявшего на ступенях собора, в счастливого монстра, решившего одной весенней ночью в Нью-Йорке, что пора совершить путешествие на юг и зайти проведать старого друга. Ты знаешь, зачем я пришел.

Начнем с раннего вечера. Когда я прибыл, ты был в молельне.

Ты приветствовал меня с нескрываемой радостью, довольный от того, что я жив и невредим. Луи чуть не заплакал.

Остальные, та молодежь в обносках, что набилась внутрь, два юноши, кажется, и девушка, я не знаю, кто они, до сих пор не знаю, но позже они разбрелись.

Я в ужасе увидел, что он, беззащитный, лежит на полу, а его мать, Габриэль, стоит в дальнем углу и просто смотрит на него, холодно, как она смотрит на всех и вся, словно никогда не знала, что такое человеческие чувства.

Я пришел в ужас от того, что поблизости болтаются молодые бродяги, и почувствовал необходимость защитить Сибель и Бенджика. Я не испытывал страха от того, что им придется увидеть наших классиков, легенды, воителей – тебя, моего любимого Луи, даже Габриэль, и уж конечно Пандору и Мариуса, всех, кто там собрался.

Но я не хотел, чтобы мои дети видели заурядный сброд, накачанный нашей кровью, и по обыкновению подумал, наверное, тщеславно и высокомерно – откуда вообще взялись эти гнусные бродячие недоросли? Кто создал их, когда и зачем?

В такие моменты во мне просыпается старое, неистовое Дитя Тьмы, Глава Собрания под парижским кладбищем, отдававший приказ, когда и как передать Темную Кровь, и прежде всего – кому. Но эта старая привычка властвовать обманчива и в лучшем случае раздражает.

Я возненавидел тех, кто сюда затесался, потому что они смотрели на Лестата, как на достопримечательность во время карнавала, а я такого не потерпел бы. Я почувствовал прилив бешенства, тягу к разрушению.

Но у нас не существует правил, допускающих столь опрометчивые поступки. И кто я такой, чтобы устраивать смуту здесь, под твоей крышей? Нет, тогда я не знал, что здесь живешь, но ты, безусловно, охранял хозяина дома, а ты впустил их, головорезов, вскоре после этого появились еще трое-четверо, они осмелились окружить его, но, как я заметил, не подходил слишком близко.

Конечно, всех особенно заинтересовали Сибель и Бенджамин. Я тихо велел им держаться непосредственно рядом со мной и не разбродиться. Сибель не могла выбросить из головы мысль о том, что неподалеку есть пианино, способное придать ее сонате совершенно новое звучание. Что касается Бенджика, он вышагивал как маленький самурай, круглыми, как блюдца, глазами высматривая повсюду монстров, хотя он гордо поджал строгий маленький рот.

Молельня показалась мне красивой. Как же иначе? Чистые, белые оштукатуренные стены, сводчатый потолок, как в древних церквях, а там, где стоял алтарь – глубокая ниша, настоящий колодец звука, каждый шаг тихим эхом разносится по всему зданию.