Некоторое время я рассеянно листала «Пари-матч», потом все-таки понесла свою добычу к столу. Сидевший зa ним мужчина сурово посмотрел на меня, оценил про себя мой выбор и, пряча в уголках рта едва заметную усмешку, сказал по-английски:

— Ваш читательский билет, пожалуйста.

«Черт бы тебя побрал», — выругалась я про себя. Ненавижу эти высокомерные оценивающие взгляды, ненавижу, когда в тебе заранее видят американку, не умеющую говорить по-французски.

— Мне хотелось бы записаться, — сказала я по-французски, тщательно подбирая слова и стараясь четко, без малейшего американского акцента произносить их.

Он протянул мне формуляр.

— Заполните, пожалуйста, — распорядился он по-английски.

Я так обозлилась, что в графе «фамилия» вместо Тернер написала Турнье, и вместе с водительским удостоверением, кредиткой и банковским уведомлением, на котором значился наш местный адрес, сердито подтолкнула к нему. Он посмотрел документы, затем перевел взгляд на формуляр.

— Как это понять — Турнье? — Он постучал пальцем по анкете. — Тернер, не так ли? Как Тина Тернер?

— Да, — я по-прежнему говорила по-французски, — но изначально мои предки были Турнье. Они изменили фамилию, переехав в Соединенные Штаты, чтобы она звучала по-американски. Это было в девятнадцатом веке.

Так гласило семейное предание, эта его часть была мне известна, чем я немало гордилась. Но на моего собеседника слова не произвели решительно никакого впечатления.

— Многие меняют имена, когда эмигрируют…

Я отвернулась, избегая его насмешливого взгляда.

— Ваша фамилия Тернер, и на формуляре следует писать Тернер, не так ли?

— Я… В общем, поскольку сейчас я живу здесь, — я перешла на английский, — решила, что буду называться Турнье.

— Но никакого документа с этим именем у вас нет?

Я покачала головой, сцепив пальцы, мрачно посмотрела на стопку книг и, к ужасу своему, почувствовала, что глаза наполняются слезами.

— Ладно, не имеет значения, — пробормотала я, стараясь не смотреть на него, сгребла все бумаги в одну кучу, круто повернулаоь и зашагала к выходу.

Ночью я вышла на крыльцо отогнать кошек, затеявших драку на улице, и споткнулась о стопку книг. Наверху белел читательский билет, и выписан он был на имя Эллы Турнье.

В библиотеку я все эти дни не заходила, борясь с желанием нанести специальный благодарственный визит. Дело в том, что я так и не поняла, как надо благодарить французов. Когда покупаешь что-нибудь, они рассыпаются в благодарностях, но что-то заставляет сомневаться в их искренности. Интонацию толком не разберешь. Однако же саркастический тон библиотекаря сомнению не подлежал, и мне трудно было представить, что он с достоинством примет слова признательности.

Некоторое время спустя, прогуливаясь по набережной, я увидела его сидящим на солнце перед входом в кафе, где я раньше пила кофе. Казалось, он был целиком поглощен своими мыслями, и я в нерешительности остановилась, не зная, что сделать — то ли подойти, то ли незаметно пройти мимо. Но тут он оторвался от созерцания воды, поднял голову и перехватил мой взгляд. Выражение лица его, однако, не изменилось — мысли, казалось, были по-прежнему далеко.