Я сделал шаг к тебе, а ты отступила на шаг – моя душа разрывалась на части. Ты не хотела дотрагиваться до меня, как будто я был болен заразной болезнью. Думаю, что для тебя все так и было. Но вся моя болезнь состояла лишь в том, что я родился мальчиком.

Весь день ты с осуждением смотрела на меня. Как будто я был виноват в своем половом созревании. И с каждым мгновением того дня исчезал ребенок, и на свет появлялся разгневанный молодой человек.

Неожиданно я потерял свою принадлежность, я перестал быть твоей маленькой девочкой.

То твое выражение лица было уже невозможно изменить. Твое предательство было гораздо тяжелее, чем их, мумочка.

Потому что ты сама сделала меня таким.

И ты должна была умереть, как и все остальные.

Трейси знала, что долго так продолжаться не может. Все эти неполные стаканы молока, которые она выпила в течение дня, просились назад и разрывали ее мочевой пузырь.

Знала она и то, что в этих безобидных на вид порциях содержится вещество, которым он приводил ее в беспомощное состояние. С момента последней прошло какое-то время, так что сейчас в ее голове немного просветлело. Ей стало легче думать.

Трейси неловко вертелась в кресле, в ужасе от того, что может обмочиться.

Она не знала, сколько времени прошло после того, как он зашел в комнату в последний раз и нежно обмыл ее. И не представляла, что еще ждет ее впереди.

Ей казалось, что она то погружается в небытие, то вновь приходит в себя. Время от времени перед ее внутренним взором появлялось лицо матери. Всегда улыбающееся и приветливое.

Трейси почувствовала сожаление, которое привело к физической боли где-то в районе грудной клетки. Ведь это она позволила чужаку разрушить связь между собой и матерью.

Она никогда не любила своего отчима, а он – ее. Трейси не была уверена, кто из них первый позволил этому чувству вырваться наружу. Они просто переносили друг друга ради матери.

Когда ей было пять лет, умер ее настоящий отец, и после этого они с мамой стали еще ближе друг к другу. Они все делали вместе. Трейси никогда не испытывала никаких неудобств от того, что в детстве у нее не было друзей, ведь мать окутывала ее своим теплом и любовью. Она никогда не чувствовала, что ей чего-то не хватает. Ее мама встречала ее каждый раз, когда забияки гнались за ней через школьные ворота для того только, чтобы посмотреть, как она хромает на бегу. Мама гладила ее по голове, осушала ее слезы и говорила, что все будет хорошо. И Трейси ей верила.

До тех пор, пока не появился Терри.

Мать считала его героем, потому что он согласился на ребенка, который не был ему родным. Но Терри ни на что не соглашался. Трейси могла бы много чего рассказать о нем матери и не в последнюю очередь о том, как он ее обзывал, когда хозяйки не было дома.

Все началось уже через две недели после его переезда.

– Сделай-ка мне чашечку кофе, Пегги, – сказал он и громко засмеялся.

Трейси ничего не поняла. Кто такая эта Пегги?

– А это сокращенное от «деревянная нога»[85], – пояснил он и снова расхохотался.

От унижения у нее покраснели щеки и перехватило дыхание, и она захромала на кухню.