– Доброе утро, датчанин-полицейский. Что, разбудил тебя? – раздался в трубке голос с выраженным русским акцентом.

– Кто это говорит?

– Славрос… Владимир Славрос.

– Это что – шутка?

– У меня весь юмор кончился, датчанин-полицейский. Он весь вышел после того, как полиция закрыла мои предприятия, среди ночи устроила обыск у меня в доме, напугала мою семью, а мне самому пришлось бежать. Так что заверяю тебя: я позвонил для серьезного разговора.

Томас уселся поудобнее, прислонившись к стене.

– Похоже, ты наконец получил по заслугам. И каково это – быть беглецом? Ты напуган?

– Давай поговорим, оставив чувства в стороне.

– Давай. Хотя я и не понимаю, с чего это ты вдруг мне звонишь. Тебе лучше не тянуть резину, а идти в полицию с повинной. Рано или поздно тебя все равно арестуют.

– Только если я сам этого пожелаю. Есть достаточно мест, где можно спрятаться.

Томас зевнул и почесал щетинистый подбородок:

– Но только разлучившись с семьей. Шведская полиция будет следить за ней, пока не отправит тебя за решетку. Тебе это, поди, не нравится? Это как-то портит все дело?

– Для полицейского ты не так уж глуп, датчанин. Но ты прав. Я охотно признаю, что устроился как настоящий Свенссон, обзавелся домишком в пригороде, и в гараже у меня, как у них, стоит «вольво». Комфорт. Спокойная жизнь. Уютное гнездышко, как тут говорят.

– С такой жизнью придется распроститься на ближайшие лет шестнадцать.

– Если только дела не примут другой оборот – в мою пользу.

Томас громко захохотал:

– Не ожидал от тебя такого оптимизма! Для этого у них слишком много на тебя материала. Тебе придется делить камеру с Арканом в Халльдалане. Там вы сможете жить как семейная парочка. Уверен, Аркан этим будет очень доволен. Надо было тебе вовремя сдать Линдгрена. Тогда бы у тебя был козырь, чтобы выторговать что-то в свою пользу.

– С чего ты решил, что у меня нет никакого козыря?

– Откуда ты его возьмешь, у тебя же ничего не осталось.

– Да ну же, Ворон! Я тебя просто не узнаю! Куда девалась твоя интуиция? Похоже, не такой уж ты умный, как кажешься.

– Чего ты ждешь от человека в такую рань! Может, сам разжуешь мне, в чем дело?

– С удовольствием, – ответил Славрос.

В трубке послышалась какая-то возня, затем:

– Томас?

Это был голос Маши.

– Помоги мне! Пожалуйста, ска…

Томас почувствовал, как отчаянно заколотилось сердце.

– Где ты?

Она не успела ответить, в трубке снова раздался голос Славроса:

– Я «выписал» Машу из больницы. Теперь от тебя зависит, жить ей или не жить.

– Что я должен сделать?

– Кажется, твой тон изменился? Отбило охоту шутить? Будешь говорить серьезно?

– Чего ты хочешь?

Славрос тяжело вздохнул:

– Представь себе, какое я испытал огорчение: я-то думал, что могу похоронить все это дело, когда оно умрет вместе с главной свидетельницей. И тут вдруг, когда мы с ней уже поднялись на крышу этой несчастной больницы и оставалось только отправить девку вниз, она сообщает мне, что все записывала! Дело сразу осложнилось. Слишком много оставалось необрубленных концов, а я не люблю необрубленные концы. Вопрос только в том, поверить ли ей или стоит рискнуть да и спихнуть ее с крыши.