Томас ничего не ответил.

– Как знать, если бы мы поймали Славроса, у нас, может, появилась бы информация, которая прямехонько навела бы нас на след убийцы Евы.

Браск продолжал многозначительно улыбаться, пока Томас не встал. Больше всего Томасу хотелось сейчас задушить Браска его же заляпанным жирными пятнами галстуком. Так выразительно изложенная им гипотеза была взята с потолка только для того, чтобы воздействовать на Томаса. Тот посмотрел на Браска без всякого выражения.

– До того как зайти сюда сегодня, я еще сомневался, стоит ли мне возвращаться в отдел. Ведь я люблю эту работу. Многие из ребят тут стали для меня родными людьми. – Он махнул в сторону следственного отдела. – По-моему, ты прав, говоря о нас как о последнем форте, последней надежде для тех, кто живет в этом городе.

Браск холодно усмехнулся:

– Не уверен, что я вкладывал именно этот смысл.

Томас пожал плечами.

– По крайней мере, ты упростил для меня проблему выбора, – сказал он, протягивая Браску руку. Тот удивленно пожал ее. – Но это не значит, что я когда-нибудь буду тебя за это благодарить. Прощай, Браск!

Браск в полной растерянности смотрел, как Томас идет к двери.

– Ворон! Черт возьми, Ворон, мы еще не закончили этот разговор…

Ничего не отвечая, Томас вышел.

Дождь перестал, и на Дроннингенсгаде у районного общественного центра стайка мальчишек играла на дороге в футбол. Мяч подкатился к ногам Томаса, который шел из магазина, нагруженный пакетами, и вел на поводке Мёффе. Томас отбросил мяч к мальчикам, те, коротко поздоровавшись, вернулись к игре. Томас шел к дому, в котором находилась его квартира. Возвращение в привычные места было ему приятно. Он чувствовал себя почти как моряк после дальнего плавания. Сейчас было особенно обидно расставаться с «Бьянкой», но, лишившись работы, он не мог позволить себе такую роскошь. Конечно, продать ее придется себе в убыток, но его хилые финансы трещали по всем швам, и уже одно то, что не надо будет платить за стоянку и тратиться на содержание яхты, казалось большим облегчением.

На крыльце он поставил пакеты и достал ключ от входной двери. Краем глаза он заметил записку у домофона. Бумажка вся размокла, и текст с его собственным именем и именем Евы был еле различим. Пора было наконец поменять листок. Отперев дверь, он потащил свою ношу наверх. Войдя в выстуженную, ледяную квартиру, он увидел на полу прихожей кучу рекламных изданий и почты. Томас прошел на кухню и составил пакеты. Все было почти как тогда, когда они с Евой возвращались после воскресного похода по магазинам с недельным запасом продуктов. Ева всегда заранее составляла длиннющие списки, он же просто брал с полок то, чего, на его взгляд, не хватало в доме. Томас положил продукты на место, а затем направился в комнату и включил батареи парового отопления. На улице начинало темнеть, и он зажег лампу. Впервые после смерти Евы он пришел в квартиру трезвым. Встреча со знакомым окружением не стала от этого легче. Может быть, что-то изменится, когда он сделает ремонт, покрасит стены и приведет в порядок ванную, они давно собирались за это приняться, но все как-то руки не доходили. Томас вышел в прихожую, где на куче рекламных изданий носом к двери лежал Мёффе, не сводя с нее глаз.