Гридень оскалился, поймав Хельгин взгляд. С бороды и волос его капало. В прорехах рубахи белел мускулистый торс, сплошь покрытый узорами и застарелыми шрамами. Босоногий, бездоспешный, но топор гридень не бросил. Надвигался на Хельгу неумолимо, сверкая разбойничьими черными глазами из-под мокрых волос. Вид его был страшен, как у ожившего покойника.

Хельга похлопала по груди, разыскивая амулет. Пусто. Видать, остался водяному хозяину в подарок. Опираясь на меч, Хельга поднялась на ноги, принимая подобие боевой стойки. Хороший противник, сильный, и рука крепкая, по всему видать. От такой и умереть не стыдно.

– Убей ее! – сипло крикнул жрец, но тому и приказывать нужды не было.

По широкой дуге обрушился топор. Измотанный дружинник понадеялся на мощь и не прогадал. Зазвенела сталь, и меч повело в сторону, едва не вырвало из ладони. В беззащитную грудь врезалась твердая, как камень, нога. Хельгу отбросило, впечатало в березу, аж дух вон! Ответный выпад гридень отбил смеясь, сам тут же рубанул в левое бедро. Не сдвинь Хельга ногу, перерубил бы кость, как сухую ветку, а так лишь глубоко рассек мясо.

Хельге казалось, что из замерзшей ноги потечет сине-ледяная болотная жижа, но хлынула кровь, горячая, алая. А дружинник уже бил справа. Меч отлетел в сторону. Да и толку от него вблизи никакого. Гридень прижался вплотную, вдавил окованное топорище Хельге в шею, придушил. Слабеющими руками Хельга зашарила по бородатому лицу, пытаясь нащупать глаза. Оскаленные зубы с нитками слюны мелькали перед затухающим взором. Эх, нож бы сейчас! Да остались лишь пальцы да зубы…

Собрав остатки сил, Хельга оттолкнулась от дерева, подалась вперед и вонзила зубы в мягкое, податливое. Во рту хрустнуло, стало тепло и солоно от крови. Иглой вонзился в уши вопль дружинника. Он больше не душил, остервенело колотил Хельгу по бокам и затылку кулаками.

Подушечки пальцев наконец нащупали кустистые брови, скользнули чуть ниже, вдавили глазные яблоки. Отступая, гридень запнулся, и Хельга повалилась на него. Вслепую ударила раз, другой, третий, пока тело под ней не перестало дергаться. Только после этого поднялась, утерла окровавленное лицо и сплюнула наземь откушенный нос.

Меч нашелся совсем рядом. Падая, вонзился в землю, да так и стоял, покачиваясь, как крест на могиле христопоклонника. Волоча неподъемный меч, Хельга тяжелой поступью двинулась к жрецу. Тот не побежал. Вздернул подбородок, скривился презрительно. Даже когда клинок вошел ему в живот, не закричал. Вздрогнул всем телом да охнул тихо. Колени жреца подогнулись, и он упал. Хельга, обессилев, присела рядом.

Из раны на бедре толчками вытекала жизнь. Слабость охватывала члены, кожа, будто впервые почувствовав холод, покрылась мурашками. Так и сидели они друг напротив друга, два умирающих человека в глухом зверином краю.

Губы жреца задрожали.

– …ты скажи мне… скажи, дурная ты баба… зачем… для чего все это…

Хельга помотала головой, пустой, как чугунный котелок, и такой же гулкой.

– …кто тебе звереныш этот… столько людей положила, чтобы погань эту… мерзость эту…