– Что? Где? Почему?
– По кочану, – сказал я, стукнув его открытой ладонью по лбу.
Рука папаши незамедлительно метнулась под подушку.
– Не это ищете, мистер Хоткинс? – спросил я, показывая маленький женский револьверчик.
– Что нужно? – хмуро спросил он, рассматривая меня, но, как и в случае с судьей, у него это не особо получилось.
– Деньги, и немало.
– А если я откажусь?
– Сын… ваш сын у меня, – ответил я.
Хоткинс сломался не сразу, а, пару раз пытаясь порыпаться, всё-таки открыл свою кубышку. Денег было чуть больше пятнадцати тысяч, но я и не надеялся, что он наберет хотя бы столько. Главное – это два мешочка с золотым песком тысяч на тридцать, так что с этой стороны всё было в порядке.
Распрощавшись с хозяевами, которые так жарко обещали меня найти, бешено сверкая глазами, я тяжёлой, но уверенной походкой направился к стреноженному коню. Мне пришлось трижды сходить в дом, прежде чем я смог перетаскать все мешки с трофеями.
Въехав в город, я подъехал к конюшне судьи и завёл туда его коня, после чего стал снимать мешки с деньгами. По следам любой следопыт определит, чей конь тут был и куда направился. Пусть ищут и судью подозревают. Ха!
– Я смотрю всё прошло удачно? – неожиданно услышал я за спиной негромкий голос.
Обернувшись, я увидел, как при свете масляной лампы сверкнули патроны на ружейном поясе.
– Да, всё нормально. Вы были правы, он не успел сдать золото в банк, – ответил я, продолжая наблюдать за шерифом, не поворачиваясь к нему спиной. Золото кружит голову, и я прекрасно это понимал.
Шериф сразу всё понял, поэтому хмыкнув в усы, спросил:
– Тебя не узнали?
– Нет, всё нормально, три одежды, надетые на меня, прекрасно изменили фигуру, а голос было совсем не трудно изменить. Судья меня запомнил картавым молодчиком. А Хоткинс – ковбоем из Техаса, голос подделать было не трудно.
– Хорошо. Где моя доля? – спросил он, выходя на свет.
– Вот эти четыре мешка ваши. А эти два мои. Да, кстати, когда мне отдадут мои деньги за Барроуза? Должен же я предъявить жёнам, почему задержался.
– Да, судья уже дал разрешение на выдачу денег. Сразу дал, как только из своего дома вышел. Со змеёй, кстати, была хорошая идея, она его хорошо встряхнула.
– Старался. Тогда утром часикам к десяти я к вам. И кстати, нужно пустить слух, почему я тут задержался, – сказал я.
– Можешь не говорить, уже и так все знают. Такой наглый захват обсуждают все в городе, так что, весь город знает, что тебе пока не отдали денег, поэтому ты и задержался.
– Понятно. Как там Барроуз?
– Поет соловьем. Теперь Хоткинсу-младшему не отвертеться, да и судья на нашей стороне. Ничего об этой семейке слышать не хочет.
Глядя, как он закидывает последний мешок в небольшую двухместную повозку, я, повесив на плечо оба мешка и кивнув на прощание шерифу, скособоченной походкой направился к гостинице, где снял номер.
С мешками я, понятное дело, не стал подниматься в номер. Пройдя по ночному городу, я тихо прокрался к гостиничной конюшне, где стоял Черныш, и, спрятав мешки в соломе, по пристройке пробрался к своему окну и влез в номер, так же, как и вылез пять часов назад. После проводов жён я вернулся сюда и уж только потом отправился тайком проведать судью.