Я выбрался из машины.

– Желаю здравия.

Офицер смотрел на меня, не зная, как реагировать. По докатастрофным меркам мое снаряжение однозначно относилось к антитеррористическому спецназу.

– Кто, откуда?

– С Ижевска. Идем в Ульяновск, на торг.

– Там вас ждут?

– Нет.

– Сколько вас?

– Четыре машины.

– А тут одна.

Я ничего не ответил.

Офицер уже понимал, что дело стремное. Но что делать, не знал.

А я ему помогу.

– У нас намерения мирные, мы торговать идем. Сколько стоит за проезд – оплатим, хоть патронами, хоть деньгами. Хоть водярой – все есть.

Офицер почесал небритый подбородок.

– Досмотреть бы надо.

– Зачем? Нам скрывать нечего, хочешь посмотреть машину – посмотри.

Офицер подошел ближе. Посмотрел на снарягу бойцов, на пулеметы.

– Чо-то вы на торговцев не похожи, – заключил он.

– Торговля – дело стремное. Нынче.

Офицер думал, не зная, как поступить.

– «Корд» где взяли? У нас с крупняками нельзя.

Спорим – только что придумал.

– Нам его девать по-любасу некуда. Доплатим.

Молчание.

– Сколько надо доплатим.

Офицер с интересом посмотрел на «Корд».

– Круто ездите, – заключил он.

Придурок – это он еще «УАЗ»-буханку не досмотрел. У нас там противотранспортная носимая пушка сложена – это на случай, если придется с БТР или БМП противника дело иметь. Довольно примитивное орудие, сделанное по мотивам Сирийской войны, но на более высоком, заводском уровне. У нас ведь на заводе производились ГШ-301, скорострельные авиационные пушки, соответственно, оснастка для производства стволов этого калибра, как и заготовки для них, были. Берете ствол, к нему приделываете дульный тормоз – компенсатор, затворную группу с обычным болтовым затвором, приклад – и все это сажаете на пулеметный станок. Получается пушка, которой БТР развалить – плевое дело.

– Нормально, у нас там жесть полная, – соврал я. – Сколько за проезд?

– Четыре, говоришь?

– Четыре.

За проезд оплатили патронами, обошлось в двести пятьдесят. Офицеру оставили пузырь казенки и глушак на его АКС-74, надеваемый взамен штатного ДТК. Мелочь, стоит недорого, а человеку приятно.

Переправлялись по одной машине. Мало ли.

Девятьсот тридцать шестой и седьмой дни Катастрофы

Дальше ни постов, ни тем не было до самого Ульяновска, там пост был на самом выезде из города, стояли там менты с бандитами. Как трогательно. Отдали «Лось» с глушаком заместо местной валюты – в обмен прошли на торг. Нормально.

Основной торг в Ульяновске был на центральном рынке – на дамбе, как говорили, он типа на самом берегу был. Рынок смахивал на наш Восточный – там главное здание раньше аэровокзалом было, а торговали на бывшем летном поле. Тут рынок больше был, однозначно. Беспредела особого нет – но все контролируют бандиты и менты, и торг по понятиям. Надо учитывать.

Как рынок выглядел? Ну да как все рынки сейчас, или торги, как их называют. Вышки, на них стрелки – по периметру, но работу свою делают плохо, филонят – то курят, то еще чего. Везде колючка – три-четыре метра, где два ряда, где три. Как на зоне. Стоянка для машин огорожена отдельно, и тут же на ней торг. Причем как самими машинами, так и из багажников. Это мародеры. Как и везде, у мародеров и блатных что-то вроде вооруженного перемирия. Мародеры почти нигде не пошли под блатных и их понятия, но почти нигде и не объединились, чтобы вышвырнуть блатных и установить понятия свои. Блатные, в свою очередь, почти нигде не справились с мародерами, потому что это все равно, что бегать с тапком за тараканами по квартире – не набегаешься. Так что блатные позволяли жить и торговать мародерам, но за границей официального рынка, а мародеры в ответ и бандитам кое-что притаскивали под заказ. Но за торг не платили, это по мародерке западло считалось.