– Ох, как забавно, мисс сагиб, вы такая забавная госпожа, о Господи. Ха-ха-ха.

– Как бы то ни было, – сказала дама, – поднимись туда, мальчик, и спроси. А теперь, – сказала она индусу, – ты, паршивокожий. Я сдеру с тебя шкуру и выдублю ее, ты понимаешь?

– Ага, вы такая забавная, мисс сагиб. – И тут же: – Ой-ой, вы это не сделать, о Господи, пожалуйста, не надо! – И он помчался вперед, хотя хлыст по-прежнему не доставал до него.

Эдгар последовал совету дамы и взобрался на небольшой холм, на вершине которого стоял дом с двумя входами, так что возникал вопрос, в какую дверь стучать. Эдгар выбрал первую, к которой его привела извилистая тропинка, бежавшая вверх по холму. Ее тут же открыла, к его ужасу, огромная змея (дверную ручку она, видимо, повернула хвостом).

– Шшшто нужжжно? – прошипела она.

На ней был старомодный чепец. Эдгар с дрожью подумал, не мать ли это Зверя Рыкающего или, может быть, сам Зверь Рыкающий.

– Шшшто тебе? – прошипела змея опять. – Мальчик, ты теряешшшшшь время. Ты разззззве впервые видишшшшь ззззмею?

– Извините, сударыня, – пролепетал Эдгар, – мне сказали, что здесь мне скажут, как вернуться в школу, а оттуда домой, к чаю, мне так сказали.

– Сказали, скажут, – сварливо повторила змея. – Мальчик, я ничего не знаю о школах. Я никогда не ходила в школу. Мне это было не нужно. Я и так знала всё, когда родилась. А сейчас знаю больше, чем всё, ведь я старше, чем была тогда.

– Разве можно знать больше, чем всё, сударыня? – спросил Эдгар храбро, но вежливо.

– Ведь можно знать меньше, чем ничего, – сказала, нахмурившись, змея. – А ты, насколько я себе представляю, знаешь меньше, чем ничего о… дай-ка подумать… вот, о господине, который живет по соседству.

– Вы правы, сударыня, – ответил Эдгар, – если «меньше, чем ничего» значит то же самое, что «ничего».

– Нет, это вовсе не то же ссссамое, – злобно прошипела змея. – И если ты когда-нибудь ходил в школу (а почему ты сейчас не в школе – могла бы я спросить, но не стану), то должен бы знать, что минус один меньше, чем ноль, а ноль – это и есть ничего. И раз уж мы заговорили о числах, назови мне самое большое число. Это будет почти то же, что всё.

– На это уйдет слишком много времени, – сказал Эдгар. – Когда я был совсем маленький, я как-то летом взял с собой в кровать толстую тетрадь и попробовал написать самое большое число. Но ничего у меня не получилось.

– Конечно, ничего у тебя не получилось, – огрызнулась змея. – И даже измарай ты миллион биллионов триллионов квадриллионов квинтиллионов секстиллионов септиллионов октиллионов нониллионов тетрадей, ты всё равно мог бы приписать еще одну цифру. А я, – сказала змея, – я-ааааа могла бы приписать еще одну. И еще одну. И еще одну. Так что, как видишь, я знаю больше, чем всё. Всего хорошшего. – И она захлопнула дверь головой.

Эта дискуссия не убедила Эдгара в правоте змеи, но ему не особенно хотелось опять стучать в дверь, чтобы она вновь открылась (дискуссия то есть, но и дверь, конечно, тоже), поскольку ему не нравилось раздраженное шипение змеи, и он чувствовал себя несколько неуютно при мысли о большом пресмыкающемся, которое носит дамский чепец и обитает в доме. И чем оно, вернее, она питается? Эдгар содрогнулся. Он подошел к соседней двери и постучал, и на этот раз открыл приятный пожилой господин в костюме шекспировских времен – камзоле, чулках и плоеном воротнике, – спросивший с улыбкой: