Наказали и грузинских соратников Берии.

7 — 19 сентября 1955 года в Тбилиси военная коллегия Верховного суда судила бывших министров госбезопасности Грузии генерал-лейтенанта Авксентия Нарикиевича Рапаву, Николая Максимовича Рухадзе и заместителя министра внутренних дел Грузии генерал-лейтенанта Шалву Отаровича Церетели, а также полковника Константина Сергеевича Савицкого (бывший помощник Кобулова), полковника Никиту Аркадьевича Кримяна (бывший нарком госбезопасности Армении), подполковника Александра Самойловича Хазана (он работал в секретно-политическом отделе у Кобулова, но давно был уволен из органов), полковника Георгия Иовича Парамонова (бывший заместитель Гоглидзе). Вместе с ним на скамью подсудимых посадили бывшего коменданта внутренней тюрьмы НКВД Грузии, а затем охранника Берии полковника Сардиона Николаевича Надарая. Кроме Парамонова и Надарая, всех приговорили к расстрелу.

На процессе всплыли такие чудовищные и отвратительные подробности повседневной деятельности чекистов в годы Большого террора, что понятно, отчего все эти материалы при советской власти хранили за семью печатями.

Читать обвинительное заключение, утвержденное генеральным прокурором Руденко в январе 1955 года, и сейчас страшно. Там приведены показания тех, кого допросили следователи союзной прокуратуры. Они рисуют картину того, как действовали органы госбезопасности в сталинские времена.

Бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД Грузии:

«Внутренняя тюрьма была до отказа забита заключенными. В шестиметровых камерах содержалось по 12–13 заключенных, которые не могли там не только лежать, но и сидя-то размещались с трудом. Если учесть жару, которая бывает в Тбилиси летом, то совершенно ясно, что сколько-нибудь длительное пребывание в такой камере превращалось в пытку.

Во внутренней тюрьме существовала так называемая «горячая» камера, в которой стояла страшная жара. Высокая температура поддерживалась с помощью пара. В зимнее время «горячая» камера использовалась как «холодная». Несмотря на холод, окно распахивалось, а на пол иногда наливалась вода, чтобы создать совершенно нетерпимые условия для арестованного. Подследственные в «холодной» камере находились без обуви и в одном нижнем белье».

Бывший врач тюрьмы № 1 в Тбилиси:

«Я не помню фамилий умерших в результате избиений на следствии. Их было много, а я часто даже не знал фамилии, так как нам не говорили, особенно пациентов во внутренней тюрьме. В документах медработники не отмечали причин смерти, так как это запрещали. Писалось, что человек умер от заболевания сердца… Однажды меня вызвали в «холодную» камеру, но чем я мог помочь, когда человек окоченел, и ему нужно было тепло. В «горячей» камере люди просили единственной помощи — воздуха».

Фельдшер внутренней тюрьмы:

«Обычно после допросов арестованные возвращались сильно избитыми, некоторые из них доставлялись в камеры без сознания. Ступни ног у арестованных были избиты до такой степени, что с них слезала вся кожа, и они представляли одну кровоточащую рану».

Бывший следователь:

«Шла слава о следователях Савицком, Хазане и Кримяне, которые из арестованного «отбивную котлету» делали и получали нужные им показания. В то время они были героями, их имена произносились с трепетом, они были примером, на котором воспитывались мы — молодые следователи. Я сам мечтал в то время иметь такие способности, как Кримян или Савицкий».