Королева счастливо улыбнулась и закрыла глаза.

— Ты знаешь слова, Хью? — спросила она.

Мальчик запел, очень негромко, только для Элизабет и королевы.

Элизабет смотрела на племянника. Совсем мальчик, но уже чувствует, что нужно королеве. Темно-рыжие локоны, большие голубые глаза, милое лицо говорили о его невинности. Но здесь он быстро станет взрослым. Двор — не место для невинных.

Анна уже засыпала. Должно быть, очень утомилась. И действительно, день выдался крайне тяжелым. Но она вынесла все со стойкостью, достойной восхищения и зависти.

Хью продолжал играть. Одна песня сменялась другой. Наконец оба заснули: Элизабет на стуле, Хью — на своем табурете.

Успокоенная их присутствием королева дремала до тех пор, пока служанки не пришли ее будить.

Первое июня. Солнце уже встало, хотя было около пяти утра.

Анну Болейн стали готовить к коронации, Элизабет и Хью потихоньку удалились.

Элизабет наспех показала Хью крохотную клетушку, где тот отныне должен был ночевать, и послала его за вещами в комнату, где спали королевские пажи, а сама отправилась искать Нэнси, чтобы та помогла ей надеть платье. Она почти не вспоминала о Томасе Болтоне со времени своего приезда в Лондон, но сейчас вдруг подумала о нем. Как бы он радовался окружающей роскоши и невиданным зрелищам! Нужно запомнить каждую деталь коронации, чтобы позже рассказать ему.

Нэнси застегнула у нее на талии тонкую золотую цепочку с маленьким, украшенным драгоценными камнями зеркальцем, и на этом приготовления закончились. Элизабет заправила под французский капюшон выбившуюся прядь волос. Затем Нэнси протянула ей перчатки из кремовой лайки, отделанные хрусталиками и маленькими жемчужинами.

— Если хочешь увидеть королевскую процессию, подойди к окну, — посоветовала ей Элизабет.

— А остальное расскажете вы, когда вернетесь. Надеюсь, вы ничего не забудете. Да и его светлость захочет знать каждую мелочь.

Элизабет с улыбкой кивнула и поспешила из комнаты, где одевались все фрейлины королевы. Встречные дамы бросали на нее завистливые взгляды. Она оказалась права, выбрав голубое, а не зелень Тюдоров. Ни одно из платьев не было таким красивым, как ее голубое.

Найдя королеву, уже облаченную в пурпурные одеяния, с длинной, отделанной горностаем мантией, она спросила:

— Могу я чем-нибудь служить вам, ваше величество?

— Приглядывай за моим любимым пажом, — велела Анна и вручила Элизабет глиняную табличку. — Это для того, чтобы позволить вам обоим пройти в собор. И приколите это.

Она протянула подруге две бляхи со своим гербом.

— Благодарю, ваше величество, — прошептала Элизабет, приседая в реверансе.

Анна улыбнулась и подмигнула.

— Эта мантия весит не меньше самого короля, — пробормотала она.

— Я понесу шлейф, ваше величество, — вызвалась вдовствующая герцогиня Норфолк. — И могу я попросить вас о милости в этот счастливый день?

— Что за милость? — насторожилась королева, хотя герцогиня всегда была с ней безразлично-любезна.

— Не позволите ли вашей кузине, маленькой Кэтрин Говард [9], посмотреть на вашу коронацию? Это будет таким волнующим событием для девочки. Она видит слишком мало хорошего в этой жизни.