Федя ушел раньше других. Пошли погулять с Катей. Отношения складывались неровно. Один день Катя была ласковая, целовались где-нибудь в укромном месте. Даже о будущей совместной жизни разговор вели. Спорили, где жить после войны будут.

– Ну, уж не в твоих степях, – фыркала девушка.

– Не в степях, а на Волге.

– Там Волга, а здесь Днепр. Сравнил!

– Твой Днепр у меня уже в печенках сидит. Век бы его не вспоминать!

– Может, и про меня забудешь? – щурилась Катя, отбрасывая со лба рыжую прядь. Затем неожиданно заявляла: – Знаю, что тебе от меня нужно!

– И чего в этом плохого?

– Ладно, шагай к себе!

На другой день настроение менялось. Обнимала, тормошила его:

– Правда, любишь?

– Люблю, – отвечал Федя.

– И многим ты это уже говорил?

– Тебе первой.

– Врешь, Федька. Ты парень видный, кидались на тебя девки.

– Ты не слишком кидаешься.

– Еще чего захотел!

Потом, когда обнимались, Катя вздрагивала, позволяла ласкать себя и сама прижималась всем телом.

– Феденька, милый… только не сейчас. Мы же еще друг друга толком не знаем.

На боевые операции роты, отдельные взводы и небольшие группы десантников выходили практически каждый день. Чтобы не навести на свой след немцев, действовали не менее чем за пятнадцать-двадцать километров от базы. Нередко и дальше, ночуя в осеннем промозглом лесу, зарываясь в хвою и опавшие листья.

Роты уходили порой в рейды на несколько дней подряд, чтобы лишними переходами не дать выследить основную базу. Для отдыха и укрытия от непогоды оборудовали в глухих уголках леса землянки и шалаши.

Одну из операций провели совместно с десантниками из первого батальона бригады Петренко. Сразу триста сорок человек ударили ночью по немецкой ремонтной базе. Сожгли и взорвали два десятка машин, несколько бронетранспортеров и танков.

Было приказано в длительный бой не ввязываться и с рассветом уходить. На повозках, захваченных во время боя, рота Ильи Якушева привезла трофейные боеприпасы, ящиков двадцать консервов, крупу и сахар. Разжились и трофейным оружием. Кроме винтовок, автоматов привезли 80-миллиметровый миномет и полторы сотни мин к нему.

Однако на этих же повозках лежали четверо погибших, еще трое позже умерли от ран. Хирург Геннадий Викторович Глущенко, оправдываясь, что не смог помочь раненым, в сердцах выругался:

– Вы бы их еще пару суток везли! Тогда вообще бы никого спасти не сумели.

– Не смогли раньше, – ответил Илья Якушев. – Немцы на хвосте сидели. Я и так четверых пулеметчиков в прикрытие оставил. Только один вернулся. Остальные погибли.

Лейтенант болезненно воспринял упрек начальника санчасти. Орлов объявил Якушеву и всей роте благодарность за умелые боевые действия. Оставив Илью после совещания, комбат обнял его за плечи:

– Молодцы! Крепко по базе врезали. Там солярки и бензина больше сотни тонн сгорело, не считая прочего добра. Дым с левого берега видели, запрашивали, что горит. Сегодня передам по рации результаты. И подготовь список на отличившихся, направим представления на награды.

Вечером Илья пришел к Федору Морозову с бутылкой трофейного вина. Федор собирался к Кате. Предложил: