С Элейн я виделся в понедельник. К ее большому разочарованию, телефон у нее вовсе не разрывался от звонков жертв изнасилования. Я сказал ей, что, возможно, никто и не позвонит, что так бывает, что надо закидывать множество удочек, и иногда приходится долго дожидаться, пока клюнет. К тому же еще рано, сказал я. Вряд ли те люди, с кем она говорила, станут звонить кому-нибудь в выходные.

— Выходные уже кончились, — возразила она. Я сказал, что, если они и начали звонить, какое-то время уйдет на то, чтобы разыскать этих жертв, а тем может понадобиться день-два, чтобы решиться ей позвонить.

— Или не позвонить, — сказала она.

Еще больше она расстроилась, когда прошел вторник, а ни одного звонка так и не было. Но позвонив ей в среду вечером, я застал ее в большом волнении. Одна новость была хорошая: ей звонили три женщины. Другая была плохая: все эти звонки, видимо, не имели никакого отношения к тем людям, кто убил Франсину Кхари.

Одну женщину человек, напавший на нее, подстерег в подъезде многоквартирного дома, где она жила. Он изнасиловал ее и отнял сумочку. Другая позволила подвезти себя домой из школы какому-то парню, кого она приняла за ученика той же школы; он пригрозил ей ножом и велел пересесть на заднее сиденье, но ей удалось удрать.

— Он был сопливый мальчишка, и он был один, — сказала Элейн. — Мало вероятно, что это тот, кого мы ищем. А третий звонок был про изнасилование во время свидания. Или катанья на машине, не знаю, как это у вас называется. По ее словам, они с подругой подцепили этих двух парней в баре на Саннисайд и поехали кататься с ними на машине. Ее подругу укачало, и им пришлось остановить машину, чтобы та могла выйти и поблевать. А потом они уехали, а подругу бросили там. Можешь себе представить?

— Ну, это было не слишком учтиво, — сказал я. — Но я бы не стал называть это изнасилованием.

— Все шутишь. В общем, они еще какое-то время покатались, а потом приехали к ней домой и захотели заняться с ней сексом. Она сказала, что ничего не выйдет, за кого они ее принимают и так далее, а потом согласилась дать одному из них — тому, кто ей больше нравился, а другой чтобы ждал в гостиной. Только он ждать не стал, а вошел, когда они этим занимались, и смотрел, что отнюдь не охладило его пыла, как ты мог бы подумать.

— Ну и что?

— Ну и потом он начал говорить — пожалуйста, ну пожалуйста, а она сказала — нет, нет, но в конце концов отсосала ему, потому что иначе отделаться от него не могла.

— И все это она тебе рассказала?

— В более пристойных выражениях, но так оно и было. А потом почистила зубы и вызвала полицию.

— И подала заявление об изнасиловании?

— Ну, пожалуй, так это и надо называть. Началось-то с «пожалуйста, ну пожалуйста», а кончилось — «возьми в рот, не то я тебе все зубы выбью», поэтому я бы сказала, что это самое настоящее изнасилование.

— Ну разумеется, если до такого дошло.

— Но непохоже, чтобы это были наши люди.

— Нет, ничуть.

— Я записала их телефоны на случай, если ты захочешь с ними поговорить, и сказала, что мы позвоним, если продюсер решит делать фильм, потому что пока весь этот проект некоторым образом под вопросом. Правильно я сделала?