Все сразу стало ясно и понятно, как и должно было быть с самого начала. Единственное, что важно, — это вернуть девочку. А все остальное не имеет никакого значения.

Юрий с Ваней вернулись без чего-то восемь. У Юрия в обеих руках было по дорожной сумке, какие выдают авиапассажирам, и на каждой стояла эмблема авиакомпании, давным-давно уже не существующей. Ваня нес хозяйственную сумку.

— Ну, дело сделано, — сказал Кинен, и его брат захлопал в ладоши. Я хлопать не стал, но тоже почувствовал волнение. Можно было подумать, что эти деньги предназначаются нам.

— Кинен, можно вас на минутку? — сказал Юрий. — Посмотрите.

Он открыл одну из своих сумок и вывалил на стол ее содержимое — пачки сотенных бумажек, заклеенные бандеролями с печатью банка «Чейз-Манхэттен».

— Красота, — сказал Кинен. — Что вы сделали, Юрий? Залезли в банковский сейф? Как вы умудрились в такое позднее время ограбить банк?

Юрий протянул ему пачку. Кинен стащил с нее бандероль, посмотрел на верхнюю купюру и сказал:

— Можно не смотреть, да? Вы не стали бы предлагать мне смотреть, если бы все было кошерно. Это липа, да? — Он присмотрелся внимательнее, отложил бумажку в сторону и стал рассматривать следующую. — Липа, — подтвердил он. — Но очень похоже. Номера на всех одинаковые? Нет, вот другой.

— Три разных номера, — сказал Юрий.

— В банке это не пройдет, — сказал Кинен. — У них есть сканеры, какие-то там электронные приборы. Но в остальном они выглядят, на мой взгляд, вполне прилично.

Он смял в руке бумажку, разгладил ее, поднес к лампе и прищурился.

— Бумага хороша. И краска на вид нормальная. Такие симпатичные потертые бумажки — наверное, их вымачивали в кофейной гуще и пропускали через стиральную машину. Ваше мнение, Мэтт?

Я достал из бумажника настоящую банкноту — по крайней мере, я полагал, что она настоящая, — и положил рядом с той, которую дал мне Кинен. Мне показалось, что на фальшивой выражение лица у Франклина не такое безмятежное, а чуть понахальнее, но при обычных обстоятельствах я не обратил бы на это никакого внимания.

— Очень мило, — сказал Кинен. — С какой скидкой брали?

— Оптом — шестьдесят процентов. По сорок центов за доллар.

— Многовато.

— Хороший товар дешевым не бывает, — сказал Юрий.

— Верно. И лучше торговать этим, чем наркотиками. Потому что, если подумать, кому от этого плохо?

— Валюта обесценивается, — заметил Питер.

— Разве? Это же капля в море. Стоит лопнуть одному банку, как валюта обесценивается куда больше, чем от двадцати лет работы фальшивомонетчиков.

— Это мне дали взаймы, — сказал Юрий. — Можно будет не платить, если мы все получим обратно и я их верну. А если нет, я за них должен. По сорок центов за доллар.

— Очень благородно.

— Он оказал мне любезность. Я хочу знать, заметят они что-нибудь или нет. И если заметят...

— Не заметят, — сказал я. — Проверять их будут наспех, при скверном освещении, и вряд ли им придет в голову, что деньги могут оказаться фальшивыми. А банковские бандероли — отличная идея. Он их тоже сам печатал?

— Да.

— Сейчас мы их немного перепакуем, — сказал я. — Пусть бандероли «Чейза» останутся, но мы из каждой пачки возьмем по шесть купюр и вложим вместо них настоящие, три сверху и три снизу. Сколько у вас тут всего, Юрий?