Пока она брала бумажку, быстро пробегая её содержимое глазами, он незаметно оценивал её. Ничего яркого, черная плисовая юбка и болотного мутного цвета жакет — мышь серая. Воротник светлой блузки распахнут, небрежно повязан галстук. Мода у них нынче такая, с мужчинами на равных и никаких буржуйских бантиков и рюшек. Эмансипация!

— А, товарищ Горбовски, о, как же, мне о вас звонили, — подняла глаза девица.

Он понятия не имел, должны были про него звонить или нет, но ему вдруг показалось, что он уже когда-то видел эти глаза, и этот характерный поворот головы..

«Да мало ли шлюшек попадалось.» — отмахнулся он от назойливого чувства узнавания.

Но подсознание продолжало настойчиво зудеть, словно сонная муха, колотящаяся в мутное стекло.

— Давайте я вам пока чайку налью. Садитесь, товарищ.

Секретарша гибко поднялась со стула и пройдя через комнату, сняла с плитки, стоящей в углу на столике, исходящий паром чайник.

«Чистейший бред, — мелькнуло в голове, — помятый медный чайник на столике из благородного красного дерева».

— У нас сегодня настоящий китайский, — не закрывала рот секретарша.

И опять, глядя на её походку, что-то заныло в груди. Видел он её, точно, видел, но где и когда? Казалось, ещё чуть-чуть, и он вспомнит.

— Товарищ Сталин занят сейчас, у него делегация путиловцев. Пока они разговаривать будут, вы, как раз, чаю попьёте. Дорога дальняя, устали, небось?

Она щебетала без умолку, сбивая мысли, а сама, тем временем, проворно насыпала в чайничек заварку и, залив кипятком, накрыла салфеткой.

«Интересно, где большевики таких барышень находят?» — подумал он.

И поймал себя на мысли, что этот вопрос его совершенно не интересует. Он сам об этом подумал, чтобы отвлечься от назойливого предчувствия, шепчущего о том, что всё идёт не так.

А секретарша, наливая чай, обожглась и, совсем по-детски, схватилась пальцами за мочку уха.

— Вам покрепче?

— Да, пожалуйста.

«Подожду минут пять, — решил, наконец, он. — Если нет, значит, сегодня не судьба».

Он поднялся, чтобы перейти к столу. А девушка поставила перед ним стакан с густо-янтарным чаем и, выпрямившись, поправила рукой волосы. И тут он её узнал!

В 1911 году, в Париже, когда Чейна уже успел получить свою кличку, его последний наставник Ахиро-сан, в одном кафе на Монмартре, украдкой показал ему совсем молоденькую девушку, весело болтавшую с художниками.

— Запомните её. Это Виола[80]. У меня к ней личный счёт. Она убила моего любимого младшего брата. Я должен убить её или умереть.

— Эта фитюлька? — изумился Чейна, глядя, как та, смеясь, поправила свои волосы.

— Её внешность обманчива. Она опаснее, чем гремучая змея, — спокойно констатировал наставник. — Берегитесь её.

Через неделю Ахиро-сан исчез. Да так и не нашёлся.

Воспоминание молнией пронеслось в голове. Не поднимая глаз на девушку, убийца шевельнул кистью, и в ладонь тихо ткнулась рукоять стилета. Ловко уклонившись от выплеснутого ему в лицо чая, Чейна прыгнул вперёд, выбрасывая перед собой стилет. Он так и не узнал, что промахнулся. В глазах полыхнула ослепительная вспышка, и он умер, даже не успев упасть на пол.