— Возьмите, пожалуйста. Мы будем ждать результатов.

И встал, показывая, что аудиенция окончена.

«Пожалуй, перед отъездом надо и этого денди замочить» — подумал неприметный посетитель.

И, хотя человек точно знал, что делать этого не станет, настроение неожиданно улучшилось. Не глядя, он положил чек в карман и вышел, ни на минуту не усомнившись, что там выписана вся сумма, запрошенная им за «работу». Обмана он заказчикам не прощал, отправляя их в вслед за теми, кого они и заказывали. И об этой его «особенности» хорошо было известно в определённых кругах.

Спускаясь по боковой лестнице, он вдруг, за одной из закрытых дверей, уловил краем уха звук клавесина, и усмехнулся. Для него всё это осталось в далёком, полузабытом прошлом. Балы с ослепительным блеском погон и позументов, прикрытые прозрачной кисеёю женские прелести, таинственный шорох кринолина в тихом парке, нежный аромат духов и первый поцелуй..

Всё кончилось неожиданно и страшно. Взбешённый папенька и роковой выстрел, лишение дворянского звания и смерть матушки, не перенёсшей позора. В приличных домах его не принимали, а там и родной братец имение с приличным банковским счётом к рукам прибрал. А он, человек без имени, оказавшись на самом дне, в окружёнии черни, не только выжил, но и снова выбрался наверх. Знания, полученные на русско-японской, пригодились. Именно благодаря им он получил имя Чейна[79].

Неприметный мотнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и сбежал по ступенькам вниз. Запахнул полы серой шинели, поданной горничной с чопорно поджатыми губами, он придавил её тяжёлым взглядом, и тёмной тенью выскользнул через боковую дверь.

Пока матрос, шевеля от умственного напряжения губами, читал его пропуск, Чейна смотрел на его, выпирающую из ворота форменки, бычью шею. Один тычок его худого пальца, и энергия ци перестанет поступать к мозгу, эта туша в чёрном бушлате рухнет на землю, чтобы никогда с неё больше не встать. Его до сих пор удивляло, как такое слабое существо, как человек, мог тысячелетиями выживать на этой суровой земле.

«Плодятся, как вши, — брезгливо подумал Чейна. — Просто рождается больше, чем умирает, вот и всё».

— Значит, Коминтерн? — довольно уверенно произнёс мудрёное слово матрос.

— Значит, Коминтерн, — согласился гость.

— А вы к кому? Ежели к товарищу Свердлову, так он к солдатам поехал, там буза опять какая-то.

— Нет, я к товарищу Сталину. Он-то здесь? — этот тупой допрос начинал раздражать.

— А, как же! — балтиец широко улыбнулся. — Здесь он, куды ему бечь-то! Проходи, товарищ.

— Спасибо, товарищ, — серьёзно поблагодарил его Чейна и вошёл в ворота особняка.

«Хозяйничают большевички», — подумал он мимоходом, заметив скабрезное слово, нацарапанное чем-то острым на полированной крышке рояля.

Он вошёл в комнату, служившую приёмной. Большие серые глаза секретарши вопросительно уставились на него.

— Здравствуйте, барышня, — вежливо поздоровался Чейна.

— Здравствуйте, товарищ, вам кого? — в голосе помощницы едва заметно звучал жестковатый прибалтийский акцент.

— Я из Коминтерна прибыл, — Чейна достал из кармана мандат и протянул девушке.