Поутру статский советник Кошко отправился с визитом к начальнику Киевского жандармского отделения Кулябко.

— Ох, знали бы вы, Станислав, как не хочется мне визит этот наносить, — вздохнул он.

— Догадываюсь, — кивнул Стас, — с «соседями» общаться — одно удовольствие.

— Соседями? — не понял сыщик, — А! В смысле — соседний департамент? Забавно подмечено, надо будет коллегам рассказать, повеселятся изрядно. Ну, а вы, пока, по городу погуляйте, что ли.

«А, в самом деле, — подумал опер, — рассиживаться-то некогда. Хоть, к театру подходы поглядеть».

Говоря откровенно, не слишком-то он верил, что Аркадий Францевич с жандармом смогут прийти к единому мнению. Реакция последнего вполне предсказуема — за информацию спасибо и — до свидания! Мы профессионалы, мы сами, без сопливых, разберёмся.

Это правильно, конечно, что каждый занимается своим делом, иначе это не работа была бы, а сущий дом терпимости — не поймёшь, кто, кого и за что. Однако, верно и то, что «специалист подобен флюсу — он односторонен». Прав был Козьма Прутков. И про то, что ковчег строил любитель, а «Титаник» — профессионалы, тоже сказано не в бровь, а в глаз.

«В общем, — хмыкнул, про себя, Стас, шагая по утренним улицам Киева, — на жандарма надейся, а сам не плошай».

Раскатистым басом бухнул колокол, и его голос долго висел в воздухе над золочёными куполами, которые поднимались над городом, словно шлемы древних воинов. Не «утяжелённый» выхлопом свежий воздух бодрил, дышалось легко, он с любопытством разглядывал вывески на мелких лавочках и магазинах. Поспешал служивый люд, извечно боявшийся опоздать. Звонко цокая копытами, прогарцевал молоденький корнет, судя по его серьёзному виду, с поручением. Подпрыгивая на брусчатке колёсами, проскрипел тяжело нагруженный обоз, его, сигналя, обогнало блестящее авто, за рулём которого гордо восседал затянутый в кожу водитель.

— Вот же, зараза, — хмыкнул вполголоса Стас. — Наверняка, круче Шумахера себя мнит.

Почему-то, взглянув на эту парочку, Стас сразу решил, что они идут в театр. Более того, они не просто туда направляются, они — плоть от плоти этого театра. Было в них что-то такое, богемное, что ли. Обе они были высокими и стройными. Но, судя по их одежде, пошитой, хоть и с претензиями, но явно у местечковой портнихи, до высшего сословия им было далеко. У одной были большие светлые глаза. Настолько большие, что он сразу, по привычке, окрестил её Стрекозой. Вторая имела острые черты лица и Стас, про себя, обозначил её Птичкой.

Он был уверен, что их принадлежность к миру искусства определил верно. Возможно, взгляд, которым обе «стрельнули» в рослого симпатичного опера. А может, те самые, невесомые флюиды, которые он, как опытный мент, уловил «верхним чутьём». Стас, за годы службы в ментуре, привык этому чувству доверять. Не единожды оно спасало его от неприятностей, а пару раз, точно, от верной смерти.

Потому, даже не успев, как следует, «обсосать» сам-на-сам это неожиданное наитие, он сделал шаг по направлению к девицам. Медлить не следовало, ибо театр был уже на расстоянии прямой видимости.