Все.

Больше в его жизни не было ничего хорошего. Просветами в этом мутном болоте жизни были встречи с дочерью, которая, к слову, его не любила и по причине редких встреч привязанности к единственному родителю не имела.

На деньги, что ему дал тесть, Лев купил себе радиостанцию и неплохо справлялся с его управлением. Но радости работа не приносила, а привкус пресности присутствовал в его жизни перманентно. Это было сродни тому, когда ты попробовал шоколад и знаешь, насколько он прекрасен, а тебе дают пластилин, утверждая, что это и есть шоколад. Подмена счастья, на которую ты вроде сам согласился, но даже тебе трудно в это поверить.

В последнее время в его жизненном пластилине, который он добровольно жевал вот уже двадцать три года, появлялись нотки шоколада, и приносили их дочь и внук. Первый раз самостоятельно Айгуль появилась на пороге его квартиры семь лет назад. До этого они виделись только по разрешению тестя, и даже подростком она не любила звонить отцу, а их встречи ограничивались стандартными вопросами и не менее стандартными ответами. И вот вдруг она сама позвонила в его московскую квартиру, сказав с ходу три слова:

– Мне нужна помощь.

Оказывается, она приехала поступать в Москву и загуляла. Ни о каких экзаменах Айгуль, конечно, ни сном ни духом, но, как известно, лето красное пропеть – это несложно, а зима катит в глаза, увы, обязательно. Деду она звонить побоялась, вот и пришла к отцу за помощью, чтобы защитил перед строгим тираном. Тесть и вправду был тиран. Лишь сейчас Лев понял, почему сбежала в Россию сначала Наргуль, а теперь и их дочь. Он тогда собрался с духом и наглостью для разговора с тестем, но то ли тиран сильно постарел, то ли Айгуль стала ему не так интересна – ведь у него подрастал внук, чистокровный казах, и именно на него дед теперь делал ставку, – однако ругаться он не стал. Лишь помолчав в телефонную трубку, твердо ответил:

– Всему воля Господа, но ко мне с этой минуты за помощью и деньгами не прибегайте. Твой ребенок, тебе и расхлебывать.

Конечно, Лев мог сказать, что ребенок-то его, а вот воспитание как раз деда. И то, что Айгуль выросла избалованной, ленивой и желающей постоянного праздника, скорее всего, заслуга тестя, а не генов Льва Петровича Гуся. Но он не стал выяснять отношения, в коем-то веке у него появилась семья.

Жизнь потекла своим чередом. Притирались они, конечно, друг к другу жестко, но и оттаивали рядышком своими сердцами. Лев понял, что Айгуль была не нужна в семье тестя, любви к себе она не чувствовала, а деньгами человеческое тепло не заменить. Радио не приносило сейчас большого дохода, бывало, что в месяц получалось не больше, чем зарплата учителя в московской школе, но им на жизнь хватало, по крайней мере, Лев так думал. Позже он и вовсе продал убыточный бизнес. Всякое было в их жизни: и ранний брак Айгуль, и рождение Петьки, и быстрый развод с мужем – но все это были мелочи по сравнению с тем чувством, что они вместе, что они семья.

Сейчас же все иначе. Лев чувствовал, что то, что происходит в данный момент, – начало какой-то очень нехорошей истории. Мужчине казалось, что его близкие в опасности, что семья, о которой он так долго мечтал, под угрозой, а он, полный и лысеющий сорокасемилетний мужчина, ничего не может с этим поделать.