– Я вошла в кабинет после разговора со Златой просто отдышаться, – начала говорить девушка ледяным тоном. – На самом деле это я должна была сделать так, чтобы все вышли из зала в сад. План был такой: словно я кого-то испугалась, после утренних голубей никто бы не удивился, и все бы решили, что кто-то чужой повадился в дом. Но все произошло само собой, и я понимала, что именно сейчас он отправляет бриллиант, и после этого я ему стану не нужна. Было больно и обидно. Дед в детстве меня воспитывал как мальчишку, пока у него не родились внуки, поэтому я умею стрелять из всего, что стреляет, и ездить на всем, что ездит. Я сняла со стены первый попавшийся арбалет и пошла в зал. Хотелось напугать его, спросить почему. Ники стоял у окна, уже отпустив голубя. Когда я вошла, он испуганно обернулся и сказал: «А, это ты, я думал, что Злата». Сейчас я понимаю, что говорил он это с облегчением, но тогда мне хватило этих слов, чтобы выстрелить. Потом я бросила арбалет, вытерев отпечатки пальцев, и поднялась в комнату к сыну и отцу. Папа знал про нашу связь и очень переживал по этому поводу, постоянно умоляя меня порвать с ним, предрекая беду. Поэтому, когда я сказала ему подтвердить, что была все время с ним, он все понял.

В зале стояла тишина. Было слышно, как бьется о стекло муха, словно пытаясь сбежать из этого кошмара.

Полиция уехала, забрав с собой Айгуль. Петю Злата и Артем повели гулять, чтобы он не слышал завывания своего деда. Тот заперся в комнате и рычал от бессилия, словно раненый медведь в берлоге.

Павел Петрович отказался писать заявление на своего племянника, за что Нора была ему очень благодарна. Забрав у отпрыска ключи от банковских ячеек, она вручила их брату, постоянно благодаря, – казалось, еще немного, и она кинется к нему в ноги. Глеб же стух и весь его явный блеск исчез. Он прикрылся матерью, как прикрываются дети, и ждал, что она вновь решит все его проблемы.

– Я не могу это принять, – сказала Кира, протянув маску Платону.

Тот растерянно смотрел на нее.

– Кира, – подошла к ним Ольга Леонидовна, – раз у нас сегодня день откровений, то я тоже должна тебе кое-что сказать, – произнесла она уставшим голосом.

В зале вновь воцарилась тишина, и даже Нора перестала причитать, поняв, что кошмарный день не закончился.

– Платон не твой крестный, он твой отец, – сказала Ольга Леонидовна, и это слово как эхо разнеслось по залу. – Павел, конечно, вырастил тебя и, несомненно, навсегда останется тебе родным человеком, но я считаю, ты должна знать правду. У нас были отношения, но потом… потом произошло страшное. В лаборатории, где Павел с Платоном проводили эксперимент, случился взрыв, и погиб Родион, их третий друг. Платона как единственного уцелевшего обвинили в порче государственного имущества. Я слабая, доченька, не осуждай меня, я боялась остаться с ребенком одна. Было страшное, голодное время, родителей у меня тогда уже не было в живых, а театр уволил, как только узнал про беременность. Для балерины это приговор. Павел мне предложил руку и сердце, и я согласилась. Мы с ним оба сделали вид, что ребенок наш общий, просто родился недоношенным. Стали жить счастливо. Да, не смотри на меня так, счастливо. Позже страна рухнула полностью, и Платона через год выпустили по УДО. Он нас простил – и меня, и Павла. Про тебя никогда не спрашивал, но все прекрасно понимал. Когда он попросил разрешения быть твоим крестным, мы с Павлом согласились. Каждый из нас понимал положение вещей, но каждый боялся произнести это вслух, нарушив тем самым тонкую грань нашей общей лжи. Хотя я и сейчас вру. Вся эта ложь, она моя в первую очередь.