— Ты жульничал! — закричала Полли. — Ты обманывал, лгал и морочил головы!
Гонт метнул в ее сторону угрожающий взгляд и опять повернулся к Алану.
— Это неправда, и вы это знаете. Я все делал честно. Показывал людям товар… и предоставлял им возможность выбора. Так что… если вы не возражаете…
— Возражаю, — спокойно проговорил Алан. У него на губах заиграла улыбка, тонкая и острая, как первый ноябрьский лед на озере. — Скажем так: это улика. Так что я оставляю ее себе.
— Боюсь, ничего у вас не получится, шериф. — Гонт сошел с тротуара на проезжую часть. В глубине его глаз горели красные огоньки. — Хоть вы тут умрите, но забрать мою собственность вы не сможете. Если я захочу ее вернуть. А я хочу. — Он пошел на Алана, сверкая глазами. Там, где по асфальту расползлась желтая масса — мозги Туза, — остался след его ботинка.
Алан почувствовал, как у него в животе все сжалось, но не двинулся с места. Вместо этого, движимый каким-то глубинным инстинктом и даже не пытаясь его осознать, он свел руки перед левой фарой старого «универсала». Скрестив пальцы, он соорудил птицу и пошевелил кистями.
Воробушки снова летают, мистер Гонт, подумал он.
Громадная птица из тени — больше похожая на сокола, чем на воробья, и определенно слишком реальная для бестелесной тени, — пронеслась по фальшивому фасаду «Нужных вещей». Гонт заметил ее краем глаза, кинулся к ней, охнул и отступил назад.
— Убирайся из города, дружище, — сказал Алан. Он переставил пальцы, и теперь громадная собака из тени — может быть, сенбернар — выбежала от фасада Поллиного ателье в круг света, очерченный фарами «универсала». И где-то поблизости — может, случайно, а может, и нет — залаяла собака. Крупная, судя по голосу.
Гонт повернулся в том направлении. Теперь он встревожился и даже как-то растерялся.
— Тебе еще повезло, что я согласен дать тебе уйти, — продолжал Алан. — Но, если подумать, какие я мог бы тебе предъявить обвинения? Воровство душ преследуется по закону, который находится в ведении Брайхема и Роуза, но уж никак не в моем. И все же мой тебе совет, уходи, пока можешь.
— Отдай мне сумку!
Алан смотрел на него, стараясь выглядеть уверенным и спокойным, хотя сердце у него в груди билось, как паровой молот.
— Ты еще не понял? Не дошло до тебя? Ты проиграл. Забыл, как мирятся с поражениями?
Гонт одарил его долгим и пристальным взглядом, потом кивнул.
— Я знал, что был прав, избегая встречи с тобой, — сказал он. Казалось, он говорит больше с собой, чем с Аланом. — Я это знал. Ладно. Ты выиграл. — Он вроде бы развернулся, чтобы уйти; Алан немного расслабился. — Я уйду…
Внезапно Гонт развернулся обратно, стремительный, как нападающая змея, — такой быстрый, что Алан по сравнению с ним выглядел паралитиком. Его лицо вновь изменилось; человеческий облик исчез. Теперь это была морда демона, с истерзанными щеками и слезящимися глазами, горевшими оранжевым пламенем.
— …КАК ТОЛЬКО ВЕРНУ СВОЮ СОБСТВЕННОСТЬ! — крикнул он, бросившись к саквояжу.
Где-то — то ли рядом, то ли на другой стороне земли — раздался крик Полли:
— Осторожно, Алан!