Он не поступал так, как поступают многие из нынешних архитекторов, которым удалось бегло просмотреть снимки со старых памятников: желая блеснуть знанием, они заваливают свою постройку тысячью деталей, и получается самая дешевая и неумелая подделка.

Мало знать одни внешние, легко осязаемые признаки стиля; нужно суметь понять его.

Про избу можно, в общем, сказать то же, что и про деревянную церковь, потому что и та, и другая имеет того же автора: народ. Одно только, что изб, "ровесниц" старинным церквам, не существует. Церковь, как достояние общественное, несмотря на переделки, все же пользуется некоторой долей неприкосновенности, тогда как изба, будучи постройкой частной, могла перекраиваться каждым ее хозяином. Наконец, как помещение жилое, изба очень скоро снашивается, и одна старая церковь видала целую вереницу сменившихся поколений изб.

Мне, во время моих странствий, не приходилось видеть очень уже старинных изб. Иногда можно встретить, хотя и редко, избу начала XIX в.; такие избы стоят покосившиеся и вообще в самом плачевном виде.

Если взять среднюю северную деревню, то в ней половина изб совершенно новых, а старыми можно назвать те, которые были построены в промежуток от шестидесятых до восьмидесятых годов XIX в. Но и эти относительно старые избы носят все прелести инстинктивной народной постройки: занятные наличники, разнообразные крыльца, иногда украшения на крыше и т. п.

Вообще, изба интимнее церкви. Она, не изменяя закону соотношения общего с деталями, обладает тем не менее большим количеством этих последних и тем вознаграждается за свою более простую общую форму. Можно смело сказать, что, например, наличник окна старой избы затейливее наличника старой церкви.

Северные избы очень богаты. Высокие, наполовину двухэтажные, они кажутся теремами, если сравнить их с лачугами средней полосы России.

Так как избы достойны не менее подробного рассмотрения, чем церкви, а размеры данной статьи не позволяют этого сделать, то от произведений народного зодчества перейдем прямо к народному искусству узоров, находящемуся в тесной связи с костюмом.

Народных костюмов больше не носят, т. е. тех костюмов, которые наиболее интересны для художника, т. е. праздничных. Есть немногие глухие места, где надевают еще изредка, в известные случаи (свадьбы, Петров день, Святая неделя), старинные кокошники, долгие сарафаны и душегрейки, но чаще всего вещи эти лежат в сундуках у старух, измочаливаются до нитки на святках деревенскими девушками, надевающими их как курьез, или же скупаются.

Разнообразные головные уборы, сарафаны, формы рубах, передников, платки и т. п. — все это такой богатый материал, что опять-таки составляет содержание для отдельного подробного рассмотрения; а конец данной статьи я посвящу специально деревенскому орнаменту, поскольку он выразился в вышивке и набойке.

Народный узор был еще в полном ходу лет тридцать, сорок тому назад. Пожилые бабы помнят, как они вышивали девицами все то, что теперь уже почти окончательно вымерло. Молодому поколению, идеал которого город и, главным образом, мелкообывательские роскоши, это старое рукоделье, безусловно, не нравится. Когда начинаешь говорить бабам, что эти заброшенные вещи очень красивы, они относятся либо с недоверием, либо прямо смеются, думая, что имеют дело с каким-то чудаком.