— Ну и что…
— Там… нет ничего вкусного, — смотрит задумчиво в окно Ася. — Ни шоколада, ни сгущёнки… Один безвкусный снег.
— Ну и что… — упрямо.
— Там… нельзя никуда выйти. Только ледяные стены.
— Ну и что.
И мне очень тоскливо становится за розовощекую Синицу. Скоро она отправится именно в такое место. А ещё там другие Снегурки гопницы и Деды Морозы через одного мудаки. А она молоденькая и скромная.
— А тут папа, — продолжает уговаривать Арину Синичка. — Папа тебя любит. Вкусняшки тебе готовит. Здесь тепло. — подрагивает её голос. — Папе без тебя будет очень одиноко. А я буду тебе письма писать…
Ариша спрыгивает с колен и убегает из кухни.
— Зачем Вы так сделали? — с осуждением смотрит на меня Агния.
— А я же — бесчувственный, — оскаливаюсь я.
— Спасибо, вкусно, — отодвигает от себя практически нетронутую тарелку Агния.
— Чай, кофе?
— Ничего не нужно. Спасибо.
— Зря. Я бы на твоем месте воспользовался моментом. Долго я тебя здесь держать не смогу. До первого звонка начальства.
Разглядываю её. У меня к ней сотня вопросов.
— Как попала к Лобовым?
— Бабушкин дом снесли. А мне квартиру должны были дать в новом. Только стройку заморозили, — пожимает плечами. — Пришлось комнату снять пока. Деньги были нужны. Ну и вот…
— Точнее про "вот".
— Комнату я снимаю в двухкомнатной квартире. Деньги отдавала Вере Палне. Но мне не хватало. С работой после школы сложно. Спросила у Веры Павловны, не знает ли она людей, которым помощница по хозяйству нужна. Она к своему племяннику отправила. К Лобову. И — вот.
— Вилку зачем воткнула?
Щеки вспыхивают. Открывает рот, готовясь к гневной тираде, и захлопнув отворачивается.
— Чего молчишь?
— А Вы же "его человек". Смысл? — обиженно.
Да. Многие думают так. Нас одной командой перевели.
— Приставал?
— Да.
— Изнасиловал?
От вспышки бешенства кровь бросается мне в лицо.
Отрицательно качает головой, вжимая голову в плечи.
— Но попытался, да?
Кивает.
— Попала ты, Синичкина, — вздыхаю я. — Под каток. В твоей ситуации лучше бы изнасиловал. Там бы хоть шанс был на независимую экспертизу и встречный иск.
Переводит на меня, возмущённый взгляд. Ноздри и губы подрагивают.
— Брошь куда дела?
— Я не брала.
— Вернешь брошь, я постараюсь вытащить тебя.
— Я не воровка. Но за сопротивление и вилку же не посадишь, вот он и брошь придумал.
— А она хоть в природе существует эта брошь?
— Да. Она в комнате его жены, на трельяже лежала. Я там пыль протирала. Он мне её всунуть пытался, как плату за…
— Понятно.
Одновременно поворачиваем головы в сторону гостиной.
Суета, дым и запах горелого пластика. Выбегаю из кухни.
— Ариша!!
Уронив с крестовины наряженную ёлку, упёрто сует её верхушкой в камин.
— Ты что делаешь?!
— Не хочу Новый год.
Выдернув горящую ёлку, тащу её на улицу, втыкаю макушкой в снег.
Собаки с любопытством носятся вокруг.
Возвращаюсь и, повышая голос, устраиваю серьёзную взбучку дочке. Что она совсем распоясалась. Что огонь — это не шутки! Что дом может сгореть, да и мы сами, в конце концов.
— Не надо олать! — орёт на меня в ответ, одновременно со стоящей в арке Асей: — Не надо кричать на девочку!