Пару мгновений я смотрела на него, а потом засмеялась. И он тоже засмеялся. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Эрик сел рядом, обнял меня за плечи и как-то дружески потрепал по голове, потом чмокнул в висок и спросил:

— Ты видела когда-нибудь Парижские крыши? Пойдем, я покажу.

Через узенькую дверцу, мы вышли на крышу. Там было что-то вроде терраски. Вид сверху был просто потрясающий.

— Это, кажется, называется мансардой? Такая квартира?

— Да, это знаменитые Парижские мансарды — пристанище поэтов и художников Монмартра.

— Ой, так это Монмартр! — Конечно, мне было трудно его узнать. На карте все выглядело по-другому. А в самолете я хвасталась Вильке, что пройду по Парижу с закрытыми глазами. «Топографический кретинизм», — определила та мои плутания в трех соснах.

— А ты художник или поэт?

— Я — историк. — Он повел выпуклым плечом. — А ты кто, прелестная школьница?

Я зарделась: в его устах французское «La belle ecolliere», звучало как-то неимоверно эротично.

— Я студентка. Приехала с группой, по обмену. Вы к нам, мы к вам.

— Надолго?

— На две недели — обреченно вздохнула я.

Он обнял меня и сказал: — Две недели — это иногда очень много.

«И очень мало», — подумала я.

— Ну, как все прошло? — спросила меня Вилька, когда я все-таки попала домой, то есть, в кампус. Странно, я думала, она будет ругаться, и обзывать меня безответственной дурой. Я даже немного обиделась за такое безразличие к моей персоне. Сотовый у меня к вечеру совсем сдох, но, когда я его включила, пропущенных звонков не было, то есть, меня даже никто и не искал.

— А чего такого? — удивилась она. — Тебе, чай, не пятнадцать, вполне взрослая самостоятельная девочка. И потом — твой Бельмондо произвел на меня вполне благоприятное впечатление.

Вот Вилька, вот кадр! Срисовала парня влет!

— Да ты что! Как только пришел. Я видела, как он на тебя пялится. Мужик-то хоть стоящий? — Я пожала плечами. — Стоящий, стоящий — я же вижу, как ты вся светишься.

— Ну а ты как? Я-то, в отличие от некоторых, переживала, что оставила тебя одну.

— Во-первых, не одну, а в целой компании мужиков.

— Вот, вот, и я о том же.

— Да все было отлично. Чем больше мужиков, тем лучше. Они же бедные, пока между собой разберутся — до меня дело и не дойдет. А потом — это ж Франция — мон плезир, силь ву пле и прочие политесы.

Тут раздался телефонный звонок.

— Девочки, вы, почему на завтраке не были?

— Это политрук, — шепнула Вилька, — Мы проспали, Сергей Петрович.

— Ладно, девочки, спускайтесь вниз — автобус уже пришел.

— Какой автобус? Ах, ну да, конечно. Это мы еще не проснулись. — Вилька положила трубку. — Слушай, нам же в Лувр сейчас, у нас же программа. Вот черт!

Мы кинулись лихорадочно собираться. Наспех одевшись и приведя себя в боле менее приличный вид, мы спустились в холл. Все наши уже сидели в автобусе, а политрук нервно курил возле дверей.

— Ну, где вас носит, ну, никакой дисциплины!

Мы заскочили внутрь, и автобус двинулся.

— Слушай, а почему он сказал «не завтракали», во множественном числе? Ты тоже не была на завтраке?

— Да что ты! — засмеялась Вилька, — Я завтракала совсем в другом месте. Ты о встрече-то хоть договорилась?