— И не надо. Против течения не надо. Это бесполезно. Надо просто использовать течение, чтобы быстрее доплыть куда надо.

— А куда надо? Если бы я знала. У меня нет цели, понимаете? Я живу, не знаю зачем, для чего. У меня ничего нет, но мне ничего и не надо. Иногда мне становится страшно. Полжизни прожито, а для чего? Вот так родиться, вырасти, есть, спать, работать, потом умереть и все?

— Вы напоминаете мне спящую красавицу, которая ждет своего принца с его поцелуем.

— Да, принца, — я вздохнула. — Только у меня другая сказка. Перевертыш. Принц пришел, поцеловал, и принцесса заснула, и никак не проснется.

— Может, стоит сделать шаг навстречу, поторопить его?

Я покачала головой.

— Нет, если он не приходит, значит, не хочет.

— Или не может.

— Столько лет прошло. Нет, уже нет. То, что было и есть важно для меня, возможно, ничего не значит для него. И я напрасно жду у моря погоды.

— Очень пессимистично. Раньше вы были более…

— Надежда пропала. Столько всего случилось. И это заставило меня пересмотреть эту историю.

— Вы боитесь, что вас просто использовали?

— Я не боюсь, я знаю точно.

— Все мы друг друга используем, в той или иной степени. Ведь если подумать, Ван тоже меня использовал. Не влюбись я в него, он не смог бы сбежать. А вы разве не использовали своего принца?

— Каким образом?

— Он научил вас любить, он позволили вам испытать настоящее чувство.

— Он сослужил мне плохую службу. Он поднял планку на недоступную другим высоту.

— Да вы же злитесь на него, не так ли?

— Еще как! Порой мне бывает так горько, хоть вой! Как он смел, так поступить со мной? Оставил мне кучу обещаний и медальон, помни меня, любимая!

— Так может, пришла пора забыть эту историю? Забыть и начать жить заново?

— А как же вера? Вы сами говорили «верь, и все будет, как надо».

— Одно другому не мешает. Это ведь не помешало мне интересно прожить мою жизнь. И мужчин, надо сказать, в ней было не мало. И все очень достойные люди, поверьте. Нет, они и на йоту не походили на Вана, да я к этому и не стремилась. Каждый человек интересен по-своему. А то, что вы замкнулись на себе, на своих переживаниях, только говорит о вашем эгоизме. Вы запрятались в свою раковину и даже рожки не выставили, лелея свое одиночество, как жемчужину. Хотите вырастить ее большой пребольшой? А потом куда? На шею и в воду?

Я засмеялась. Почему я раньше не поговорила с ней об этом? О чем угодно, только не об этом. Все это я засунула в самый дальний уголок памяти, но ведь это не значит, что забыла. А ведь это лежало там, росло и мешало мне жить все это время. Надо было давно признаться самой себе, что я уже ничего не жду, а просто злюсь на него, на себя, и даже ненавижу за то, что он сделал со мной. Ненавижу.

— Это надо сказать вслух, — Екатерина Альбертовна подвинулась и взяла меня за руку.

— Что?

— Нельзя сдерживать негативные эмоции. Их надо выплескивать. Сделайте это.

— Я его ненавижу, — сказала я вслух. — Ненавижу. — И стукнула кулаком по столу. Посуда жалобно звякнула.

— Ой, Вильку разбудим, — я засмеялась тихонько.

— Да ее пушкой не разбудишь. Сон у Вилечки всегда был отменный, несмотря ни на что.