– Езжайте вперед, а я прискачу следом на Лукасе!

Папа Эмиля сразу заподозрил неладное, но ему хотелось уехать поскорее, и он сказал:

– Давай, давай, а то и вовсе оставайся дома! Спокойней будет!

Он щелкнул кнутом, и лошади понеслись. Альфред помахал Эмилю, Лина – маленькой Иде, а мама закричала папе:

– Глядите, не поломайте там руки-ноги, возвращайтесь домой целехоньки!

Мама сказала это, потому что она тоже знала, какие безобразия творятся порой на аукционах.

Пока молочная повозка не скрылась за поворотом, Эмиль стоял в дорожной пыли и глядел ей вслед. Но потом он заторопился, так как надо было срочно раздобыть денег. Как ты думаешь, что он для этого сделал?

Если бы ты жил в Смоланде и был ровесником Эмиля, ты бы знал, сколько ворот стояло, к счастью, в те времена на дорогах. Их ставили для того, чтобы быки, коровы и овцы каждого смоландского крестьянина паслись только на пастбищах своих хозяев. А может, и для того, чтобы смоландские малыши могли хоть изредка заработать монетку в два эре, открывая ворота какомунибудь ленивому крестьянину, которому надо было проехать дальше, но не хотелось слезать с повозки и самому отворять ворота.

Были ворота и в Каттхульте, но, по правде говоря, Эмиль не очень-то разжился на них, так как хутор стоял на отшибе и туда редко кто наведывался из прихода. Лишь один хутор лежал еще дальше Каттхульта – Бакхорва, где как раз и должен был состояться аукцион.

«Значит, тому, кто туда поедет, не миновать наших ворот», – решил Эмиль, этакий плутишка.

Битый час простоял он сторожем у ворот и заработал – подумать только

– целых пять крон и семьдесят четыре эре. Повозки с лошадьми тянулись одна за другой, и только он закрывал ворота, как тотчас надо было снова их отворять.

Все крестьяне, спешившие в Бакхорву, были в хорошем настроении, потому что ехали на аукцион, и охотно швыряли монетки в два и пять эре в кепчонку Эмиля. Некоторые богатые крестьяне даже раскошеливались на десять эре, хотя, понятно, мигом в этом раскаивались.

А торпарь из Кроки разозлился, когда Эмиль захлопнул ворота перед самой мордой его сивой кобылки.

– Чего затворяешь ворота! – закричал он.

– Надо же мне сначала их закрыть, чтобы потом открыть.

– Чего ж ты в такой день не оставишь ворота открытыми? – зло спросил хуторянин из Кроки.

– Что я, рехнулся! – ответил Эмиль. – Это нынче-то, когда мне впервые есть хоть какая-то польза от этих старых ворот?

Но торпарь из Кроки огрел Эмиля кнутом и не дал ему ни пол-эре.

Когда все, кто собирался побывать на аукционе, проехали через Каттхульт и стоять у ворот стало незачем, Эмиль вскочил на Лукаса и понесся вскачь так резво, что в кармане его брючек забренчали монетки.

Аукцион в Бакхорве был уже в полном разгаре. Люди толпились вокруг вещей, расставленных рядами во дворе. При ярком солнечном свете они казались совсем неприглядными. Посреди толпы на бочку взобрался аукционщик. Ему давали хорошую цену за сковородки и кофейные чашки, за старые деревянные стулья и еще за многое другое. Понимаешь, так вот и бывает на аукционе: кто-нибудь выкрикивает, объявляя аукционщику, сколько он хочет заплатить за какую-нибудь вещь, ну а если найдется такой, кто хочет заплатить больше, то ему и достается кухонный диван или чтолибо другое.