Маша, осеняя себя крестом, дёрнула за рубаху Григория, они опустились перед иконой на колени. Понимая, что Гриша не будет целовать лик Богородицы, Евдокия поднесла икону к дочери, и та приложилась к ней устами.

– С Богом! – завершил церемонию прощания Григорий Фёдорович. Молодые встали с преклонённых колен, Маша осенила себя крестом, взяв чемоданы в руки, они вышли из дому, где на улице их уже ожидала совхозная машина, подрядившаяся подвезти супругов до железнодорожной станции.

Н-ск встретил колючей майской погодой. Небо было серым, шёл дождь со снегом, дул сильный арктический ветер. Для северных широт стояла неплохая погода, но прибывшим с материка людям она казалась студёной. Вымотанные за неделю трудной дорогой, прибывшие просто валились с ног. Железная дорога до Красноярска не была утомительной, но пятидневное путешествие на теплоходе по холодному Енисею вымотало. Узкоколейка от Дудинки до Н-ска казалась бесконечной. Всех прибывших разместили в бараках. Семейным отвели отдельные комнаты.

– Дома лето началось! Отсеялись уже! А тут словно ноябрь стоит! Неужто совсем солнца и тепла не будет? – с волнением и грустью в голосе сказала Маша.

– А ты видела, как город строится? Красавец! Может, и нам он родным станет, Маруся!

– Ой, не знаю! Давай располагаться будем да отдохнём малость. Завтра нас будут за рабочими местами закреплять. Гриш, боюсь я! Ведь дальше своего дома не была нигде! А ну как меня не возьмут никуда? Что делать будем?

– Возьмут! На стройку укладчицей пойдёшь! Мне так в письме писали.

– А ты куда работать пойдёшь, Гриша?

– Я на рудники пойду! Там самая высокая заработная плата!

– Гриш, а не боишься? Ведь там под землёй вечная мерзлота! Тяжело да и опасно для здоровья! А ну как болеть начнёшь?

– Что ты, Марусь! Работы не боюсь! И здоров как бык! Всё будет хорошо!

– Герой! Прямо книги про тебя писать надо! Стахановец! Вот и наше новое жильё! Неуютно здесь! Дома лучше!

– Маруся, не тоскуй! Свыкнешься! Зато сами будем строить нашу жизнь!

Север. Работа на стройке тяжёлая, грязная. Ветер обжигает лицо холодом. Леденящие сквозняки. Не думала Маша, что всё так безрадостно будет в этой новой её жизни. Придя домой в полученную комнату, бухалась на кровать и плакала от обиды за несбывшиеся мечты, за потерянные надежды. Гриша пытался успокоить её, но всё было напрасным. Навалившаяся на Марусю тоска не исчезала. Григория же всё устраивало. Привычка выживать в любых условиях, заложенная ещё в сиротском детстве, научила его не обращать внимания на неустроенность, на суровый климат, на тяжёлую работу. Он без конца тянул Марусю на какие-нибудь молодёжные вечеринки, рыбалку, походы на природу. Маша немного теплела, когда летним полярным днём окружающая город тундра зазеленела и её украсили незатейливые цветы, ягода, молодёжь весёлой ватагой вываливалась из машины и азартно набрасывалась на природные дары Севера. Но это была не степь, цветущая ранней весной красными маками и покрывающаяся летом розовыми кустами цветущей мальвы.

Тоска по дому, по горячему летнему солнцу, по ласковому и солнечному Алтаю точила её каждый день, каждый час и каждую минуточку. О том, чтобы забрать у брата Любашку, не могло быть и речи. Получить место в детских яслях было невозможно.