Ошибочно предполагать, будто все люди обладают одинаковой способностью чувствовать.

Эрих Мария Ремарк

Когда он вернулся, меня скрутило пополам спазмом где-то вверху живота, вроде и не тошнит, а там камень застыл. Не вдохнуть, не выдохнуть. И глаза невольно зажмурила, словно это могло меня спасти от ужаса, который прочла и увидела. Нет, я не могла на это пойти добровольно, не могла любить вот это лютое чудовище, вывернувшее меня наизнанку. Он же убивал меня. Разве этого вокруг никто не понял? Как его вообще ко мне подпустили? Господи, кому меня отдали и за что? Кем я была вообще? Какая я была? Я терпела? Я не пыталась сбежать? Нееет, я не могла это прощать. Та женщина на фотографиях, так похожая на меня, не может быть мною. Как она… после того, как у нее ребра срастались и руки… разрывы зашивали… родила ему? О господи, я не могла быть этим убогим существом, я бы не позволила ему, не простила бы никогда, я и сейчас понять и простить не могу. А тогда… как я вернулась после всего, что он со мной сделал? Меня заставили. Иначе этого не объяснить. Он силой удерживал меня возле себя и насиловал. Я боялась его и поэтому притворялась. А потом я, наверное, боялась за ребенка. Значит, вот что они все от меня скрывали. Но почему? Та была согласна молчать, а эта могла заговорить? Я что-то про них знаю?

— Дарья… вам плохо?

Кивнула и взяла дрожащей рукой стакан с водой. Стуча зубами о стекло, сделала несколько глотков. Мне было не только плохо — мне было невыносимо страшно. Я погрузилась в панику и не видела выхода из этой ужасной ситуации, где рядом со мной находились люди, которым было плевать на то, что делает со мной мой муж. И слабой надеждой — может, они не знали? Ведь Андрей, он так искренне любил меня, я же видела это по глазам, и Карина… дети не умеют так лгать.

— Я понимаю, что вам страшно и трудно в это поверить, но вы убедились сами. Все снимки сделаны в больнице и в карете скорой помощи, когда вас доставили в реанимацию. Вы так же читали заключение врачей. Мне к этому нечего добавить. Вы все видите сами.

Я снова несколько раз кивнула и поставила стакан на стол. Мне вообще казалось, что я посмотрела какой-то идиотский фильм с собой в главной роли, но это был действительно фильм, а не моя жизнь. И тот человек, который мне все это показал… он не вызывал чувства благодарности, он как раз вызывал чувство жгучего раздражения за то, что поселил в моей душе этот панический страх перед людьми, которым я верила. Он вдруг вышвырнул меня в человеческую пустыню из мертвых тел и гнилых душ, где я озираюсь по сторонам и не вижу никого, кто мог бы протянуть мне руку помощи, и это по-настоящему страшно. Ведь даже вот этому от меня что-то нужно. Данила Петрович обошел стол и приблизился к окну, отодвинул шторку пальцем и внимательно посмотрел на улицу, а затем обернулся ко мне:

— У вас, конечно же, есть выбор, и никто не станет вас заставлять делать то, чего вы не хотите. Мы можем забыть об этой встрече. Я уничтожу все записи, которые вы видели, и вас отвезут обратно в город. Вы нас не найдете, а мы вас больше не потревожим. А еще вы можете постараться нам помочь и наказать виновных в смерти вашего родного отца, в исчезновении вашего младшего брата, которого до сих пор не нашли… И…