– Может быть, вы хотите поужинать? – вмешалась мать Амалии. – Тяжелая работа, я все понимаю...

Я хотел ответить, что ей незачем беспокоиться, но Амалия опередила меня.

– Честно говоря, я бы сама сейчас поела чего-нибудь, – заявила она, и Аделаида Станиславовна умчалась, как ураган, отдавая на ходу распоряжения. – А тебе пора спать, – добавила Амалия, обращаясь к Мише. Ребенок надул губы, но она легонько поцеловала его в нос и пообещала: – Я тебе сказку расскажу. Идем!

И понесла мальчика на руках в его комнату, а Миша, весело смеясь, стал теребить ее колье.

Тают, тают за окнами белесые петербургские сумерки, но я не спешу уходить к себе. Как приятно сидеть в уютной столовой, смотреть в карие глаза моей собеседницы, в которых нет-нет да вспыхивают золотистые искорки, и говорить... Или молчать. Молчать, пожалуй, даже еще лучше. На столе между нами – остатки холодного ужина, на стене улыбается итальянский портрет. Мне нравится дом, нравится неброская, удобная мебель, красивые драпировки, ковры с тонким рисунком... Лампы притушены, и оттого кажется, что у баронессы Корф загадочный, колдовской вид. Она уже переоделась в простое кремовое домашнее платье и сняла драгоценности. Теперь я вижу, что у нее молодое, уставшее лицо, а под глазами лежат синие тени. Тихим голосом она рассуждает о том, что уже сделано, и о том, что предстоит сделать.

– По правде говоря, я ожидала чего-то подобного – я имею в виду копии... Сделать их было нелегко, но вполне возможно. Ну что ж... Теперь делом займется Пирогов, он открытым текстом попросил меня не вмешиваться. Конечно, разведет сейчас бурную деятельность, на всякий случай еще раз обыщет особняк Рубинштейна сверху донизу, пошлет уйму депеш на границы... прикажет проверить подозрительных иностранных агентов... допросит всех, кого можно, и даже – кого нельзя... Но...

Она о чем-то задумалась. Тонкая морщинка прорезала ее переносицу.

– Амалия Константиновна... – начал я.

Амалия метнула на меня хмурый взгляд.

– Что касается вас, Аполлинарий Евграфович, то можете не волноваться... Я подам рапорт, и вас переведут в столицу.

– Вы всерьез считаете, что я помог вам в этом деле? – недоверчиво спросил я.

– Конечно, – ответила баронесса Корф. – Разве я не говорила вам, что вы везучий человек? Вы всегда оказывались именно там, где нужно. Взять хотя бы того кондуктора – ведь вы сели именно на тот поезд, где он ехал, хотя ничего не рассчитывали заранее.

Я не стал напоминать ей, что без ее помощи мне бы ни за что не удалось разговорить сообщника Столетова, и просто спросил:

– А что вы думаете про то, другое дело? Я до сих пор не могу себе уяснить...

– Что именно?

– Взять хотя бы перо в руке Головинского... И потом, гибель Элен Веневитиновой – она как-то связана с убийством учителя верховой езды? Ведь как раз в ту ночь Фрида Келлер убила Стоянова. Может быть, Елена что-то заметила, за то и была убита?

– Пока я не могу сказать ничего определенного, – отозвалась Амалия. – Мое личное мнение, что тут обошлось без Фриды, но... – Она умолкла и покачала головой. – Я только надеюсь, что Стариков все-таки ни при чем. Потому что в таком случае получается, что Елена погибла и по моей вине тоже.