— Ты уверен?

Джек продолжал с недоумением рассматривать каменное лицо.

— Абсолютно!

Гвен забрала фонарик и принялась внимательно рассматривать надгробие.

— Тогда здесь должен быть какой-то механизм, — пробормотала она, — и что-то вроде рычага.

— Ты вот так сразу мне поверила? — удивлённо спросил Джек.

— Видел, значит, видел… — Девочка присела на корточки, направляя луч на крышку снизу. — Раздел четыре, правило три: «Видения не лгут». Их просто надо понять, но они… — Склонив голову набок, она заглянула под корочку каменного пирога. — Они никогда не лгут… И вот тебе подтверждение! Под тортом есть зазор, руки пекаря его прикрывают.

— В смысле — под пирогом?

— Нет, под тортом! Высокий, с вертикальными краями, сверху вишенки — тут и спорить не о чем. — Гвен прищурилась. — Так или иначе, зазор есть, а тогда… Ну-ка помоги мне.

Она ухватилась за края каменного диска и, кряхтя от натуги, попыталась повернуть его, будто колесо. Джек присоединился, и торт-пирог со скрипом поддался. Одновременно что-то заскрипело и в мраморной голове пекаря.

Бросив на Джека торжествующий взгляд, Гвен направила на мраморное лицо луч фонарика. И точно — губы чуть-чуть разомкнулись.

— Работает! — радостно воскликнула она. — Значит, правда! В самом деле!

Джек усмехнулся:

— Ты же вроде и не сомневалась… «Видения не лгут».

— Не придирайся! — сказала Гвен. — Крути давай!

Они вновь налегли на каменное колесо, и губы пекаря раскрылись ещё шире. Гвен подбежала и направила луч фонаря ему в рот, осветив внутри крошечный пергаментный свиток.

— Полегче, слон! — буркнула она, когда Джек потянулся, чтобы вытащить находку. — Рассыплется в пыль — и мы на мели.

Как будто он сам не понимает! Джек сердито глянул на девочку, но взялся осторожнее. Ветхий свиток пугающе хрустнул, но не рассыпался, и они вместе бережно развернули его на груди статуи.

Джек застонал от досады.

— И что теперь? — вздохнул он. — Всё впустую.

Клочок пергамента, размером не больше магазинного чека, когда-то вмещал три абзаца мелким бисерным почерком, но текст выцвел от времени, и на грязно-бурой поверхности различались только две верхние строчки:

Гвен закусила губу.

— Что ж, придётся тебе…

— Опять? — Джек недоумённо взглянул на неё. — Это же бумага!

Она покачала головой:

— Я имела в виду — попробовать на ощупь, только и всего.

— Зачем?

— Ты же искатель, забыл? Твои чувства работают все разом — дополняют друг друга, понимаешь? — Она подняла руку и пошевелила пальцами. — В том числе и осязание! Попробуй — и сам удивишься.

Сжавшись от страха, что случайно сотрёт самое главное, Джек прикоснулся к шершавому пергаменту… и вздрогнул — перед глазами, словно бугорки краски на стене, возникли тёмные значки. Правда, не буквы, а только их остатки.

— Да, вижу! — хмыкнул он. — Но… Нет, погоди… — Пальцы двинулись вдоль строк, и фрагменты стали сливаться воедино, образуя слова: — Что… видел… Пепис… но… не описал в… своей… проклятой книге. — Он убрал руку с пергамента. — Кто такой Пепис?

— Не Пепис, а Пипс, — поправила Гвен, — так правильнее. Сэмюэл Пипс, очень известная фигура той эпохи, оставил знаменитый «Дневник». Историки зовут его великим мемуаристом, — фыркнула она, — а на мой взгляд, он скорее великий сплетник! Вечно совал нос в чужие дела и всё записывал… а заодно описал и Великий лондонский пожар.