— Потерять меня? — предположила она, когда он внезапно замолчал. — Этого никогда не случится. Но жаль, что мы раньше не поговорили на эту тему. Все это время я чувствовала себя так, словно обязана принять решение именно сегодня.

Она весело засмеялась, но тут же нахмурилась, заметив, что Поппи снова помрачнел. К тому же он сказал, что ей следовало бы продолжать преподавание. Не заверил, что она может продолжать... Она только сейчас позволила себе сделать предположение, а ведь он всегда запрещал ей нечто подобное. Наверное, и сейчас позволил лишь потому, что это способ оттянуть неприятные новости о его знаменательном решении.

— Теперь это не имеет значения, верно? — нерешительно спросила она, втайне надеясь, что получит отрицательный ответ.

— Верно, — кивнул он.

— Но почему?!

— Я всегда знал, что настанет день, когда мне придется сказать правду. Но я думал, что у меня больше времени, несколько лет по крайней мере. Что твой дебют состоится, что в обществе ты найдешь друзей и сможешь повеселиться и весело проводить время, не помышляя о браке. Ты так усердно трудилась все эти годы и заслужила небольшой отдых. При этом я шел на немалый риск.

— Риск? В том, что я немного развлекусь? Но это как-то странно...

— Нет, риск в другом: несмотря на все мои заверения, что тебе пока можно не думать о замужестве, на одном из балов какой-то молодой человек может привлечь твое внимание. И тогда я попал бы в безвыходное положение, потому что замужество слишком важный вопрос, чтобы бездарно растратить здесь такие возможности.

— Здесь? — ахнула Алана. — Но ты любишь Англию! И растил меня англичанкой! Я всю свою жизнь провела здесь, где же еще мне выходить... — Не договорив, она тихо охнула: — Неужели Лубиния! Не может быть!

Он не подумал отнекиваться. Алана, не веря происходящему, напомнила:

— Когда я расспрашивала о нашей родине, ты уверял, что это отсталая страна со средневековыми обычаями и что нам повезло сбежать оттуда. Ты предупредил, чтобы я никому не открывала, где мы родились, что если спросят, должна назвать Австрию, потому что, если скажем, что мы лубинийцы, на нас начнут смотреть сверху вниз. И я послушалась тебя, потому что один из наставников, упомянувший о Лубинии, слово в слово повторил сказанное тобой. Подтвердил, что это отсталая страна, прогресс которой замедлила ее изолированность. Не можешь же ты желать, чтобы я вышла замуж там? — с презрением спросила она.

Поппи качал головой, но она знала: это лишь потому, что он разочарован высказанным ей отвращением к их родине.

— Крайне сомнительно, чтобы тебе пришлось сделать это, но не нам решать... — Он осекся и взмахнул рукой. — Ты меня поражаешь. Ты воспылала такой ненавистью к родной стране всего лишь из-за нескольких брошенных мной фраз?

— Это несправедливо! Ты в свое время не захотел даже, чтобы я называла ее своей родиной. Что же еще мне подумать?

— На это была причина, и не та, которую я тебе открыл. Но мне хотелось, чтобы когда-нибудь у тебя появилось собственное мнение, особенно когда узнаешь кое-какие факты, прочитаешь о красоте и культуре страны, в которой царят не только грубость и невежество. Очевидно, это моя ошибка. Я виноват в том, что не внушил тебе гордость за свою страну. А там есть чем гордиться.