– Да-а, – протянул я. – А наши соколы уже через полчаса должны появиться, как сообщила Большая Земля. Встретят их тут с огоньком. Потери будут, это точно. Но с другой стороны, во время неразберихи мы сможем спокойно подойти вплотную, старясь не попасть под свои авиабомбы, и атаковать немецкий штаб. Значит, говоришь, он располагается на той улице, где три трёхэтажки?

– Все провода туда ведут, – кивнул Путянин и тут же зашипел: – Тихо, товарищ майор, егеря обход делают.

Буквально в двадцати метрах от нас, внизу, под обрывом, шурша камышом, показалась группка из двадцати солдат в немецком камуфляже, некоторые с нашими самозарядками, и все очень уверенные в себе. Мне их вид очень не понравился.

Мы расположились на берегу реки и с высокого обрыва разглядывали городок, где находился штаб фон Бока, деревянный, но крепкий мост через реку, что охранял взвод солдат, а также позиции немецких частей вокруг города. Последних было в достатке, как доложил мне командир диверсионного взвода.

– Про егерей ты мне ничего не сказал, – шёпотом пробормотал я.

– Их два взвода всего, стоят вон у той мельницы, видите сарай рядом?

– Да, вижу, – снова приложился я к биноклю.

– Что-то немцы у зениток забеспокоились, – пробормотал через пару минут Путянин.

– Похоже, им сообщили от передовой о пролёте крупной партии советских бомбардировщиков. Тут где-то две эскадрильи «мессеров» стоит, они тоже должны поучаствовать в драке.

– А мы их так и не нашли, – огорчился Путянин.

– Наше время, уходим, – скомандовал я, и мы медленно, отползая задом, покинули наблюдательный пост.

В кустах бойцы помогли нам снять маскировочные накидки из камыша и кустарника, после чего мы заспешили к колонне, что стояла на повороте дороги, ожидая нас. Тут была низина и ответвление с дороги, немцы, что ездят по шоссе, нас не видят, а на этой их не встретишь. Была легковушка с какими-то алкашами-тыловиками, но их быстро прирезали, машину отобрали.

Продравшись через кустарник, я ещё издалека замахал руками, чтобы заводились, так что когда мы подбежали, колонна уже дымила выхлопами, ожидая команды к движению.

На секунду остановившись, я окинул парней взглядом. Из кабин и кузовов грузовиков и бронетранспортёров, из люков танков на меня смотрели мои парни. Те, кто добровольно согласился пойти со мной в этот последний бой. Помню, когда я говорил после комиссара отряда те тяжёлые слова вчера вечером, то был ответ от Лютого:

– Командир, мы всё понимаем. Ты нам всё объясни подробно, что нужно делать, мы сделаем, поверь нам.

– И объясню, и пойду с вами. Это и мой бой тоже, – с некоторым облегчением улыбнувшись, ответил я.

Тут на моё плечо легла рука Омельченко, обернувшись, я угрюмо сказал:

– Не уговаривай, я иду.

– Не буду, – тихо сказал он. – Я тоже иду. Это и мой бой тоже.

В последний бой шли все боевые группы, все три мотострелковых взвода, в каждом по двадцать семь-двадцать восемь бойцов. Шли снайперы, но они нас со стороны поддержат, потом уйдут, шли танкисты. Все, отказавшихся не было. Артиллеристы и тыловые подразделения тоже как один высказались за то, что идут с нами. Но тут я жёстко настоял на своём, приказав им обстреливать из пушек город, поддерживая нашу атаку, потом уходить. Гаубицу бросить, всё равно снарядов мало осталось, как раз на один бой.