Генри тоже был наделен этой удивительной способностью заставить женщину верить каждому своему слову просто потому, что ей хотелось верить. В обществе таких мужчин женщины теряли голову и были готовы на все, лишь бы им угодить, лишь бы удержать на себе этот лучистый, завораживающий, прямо в душу проникающий взгляд, эту полную тепла и нежности улыбку.
Элис была отнюдь не дурой, напротив, ее смело можно было назвать женщиной многоопытной, но в лице Рубена она встретила достойного противника: если бы дело между ними дошло до прямого поединка, Грейс, ни минуты не сомневаясь, поставила бы свои деньги на джентльмена.
Они разговаривали друг с другом так тихо, что Грейс не слышала и половины, а остального не могла понять, так как разговор велся на каком-то условном языке. Вот обильная телом Элис оглядела зал, по-видимому, стараясь отыскать взглядом хозяина. Грейс последовала ее примеру, а когда опять обернулась к Рубену, он уже сидел за столом и подтягивал к себе горку фишек в обмен на купюру, явно не покрывавшую их стоимости. Один-ноль в его пользу.
Но вот насколько далеко простирался кредит, который оказывала ему Элис? Неужели она нарочно давала Рубену себя обыграть? На этот вопрос у Грейс не было ответа. Руки крупье мелькали так быстро, что она была не в состоянии уследить за возможными передержками, вольтами или подтасовками. Как бы то ни было, ведя ровную, спокойную, даже осторожную игру, Рубен неизменно выигрывал. Порой он делал рискованную ставку на сомнительную карту, но никогда не ошибался. Грейс попыталась проверить, не играют ли они с Элис «на маяке»[14], но так ничего и не заметила.
В конце концов она позабыла о тайных сигналах и сосредоточилась на руках Рубена. Ей вспомнилось, как она фантазировала в дилижансе 6 пальцах художника. Она не так уж сильно Ошиблась. Материалом ему служили игральные карты, а не глина, но его длинные ловкие пальцы были не менее чуткими, чем у настоящего скульптора. Интересно, обрабатывает ли он кончики пальцев наждачной бумагой? Некоторые из шулеров так и поступали. Натирали их до крови. Однако интересы Рубена Джонса не ограничивались одними лишь игральными картами, так что вряд ли он истязал себя, наждаком. Он был прирожденным мошенником. Настоящим мастером в искусстве иллюзии.
В этот вечер он опять оделся в черное: даже рубашка и щегольский галстук ленточкой, повязанный вокруг накрахмаленного белого воротничка, были черными. Если он выбрал такой костюм, чтобы сойти за записного картежника, ему это удалось. Только лицо выдавало его: слишком тонкое, слишком умное, оно никак не походило на хитрые, жестокие, расчетливые лица профессиональных игроков, с которыми Грейс приходилось сталкиваться в годы юности во время ее странствий вместе с Генри. Слишком много фантазии светилось в глубоких глазах Рубена, оттененных густыми черными ресницами, слишком много благородства ощущалось в его чертах. Кого бы он ни изображал – слепого испанского аристократа, предприимчивого продавца крыш, директора заочных образовательных курсов, ловкого игрока в «блэк джек» – любая роль была ему по плечу, и в любой он мог блеснуть. Грейс твердо решила, что ему нельзя доверять ни на полмизинца.