Но насколько бы Смит ни был рассеян по характеру, он был невероятно собран и ответственен в том, что касалось общественного долга. Он очень высоко ценил социальные аспекты жизни; в «Нравственных чувствах», в разделе, посвященном благопристойности, он писал: «Общество и общение… самые лучшие средства дня восстановления спокойствия ума». Он был членом множества клубов, от Лондонского Королевского Общества до некоего, называемого Избранное Общество Эдинбурга, которое обсуждало вопросы типа идеального размера ферм в Шотландии и предлагало вознаграждение лучшему трубочисту, вычистившему больше всех труб. Он даже получил почетное звание капитана Эдинбургской гвардии, хотя упражнялся ли он в военном деле до или после случая с охранником, мне неизвестно.

Смит, судя по всему, был очень приятным в общении человеком. Джон Рэй рассказывает историю о французском профессоре геологии, которого Смит убедил прийти на вечер музыки волынок. По словам профессора — эти волынки были «самым омерзительным шумом». Но после тот же самый профессор признался, что «никого в Эдинбурге он не навещал чаще, чем Смита».

В числе друзей Смита были Дэвид Юм, Эдвард Гиббон, Уильям Питт-младший, Сэр Вальтер Скотт, Вольтер, Руссо, Эдмунд Берк, Джеймс Уатт, Бенджамин Франклин и Ларошфуко. Сегодня просто невозможно представить такой круг знакомых. Подобных людей вообще нет.

Самым близким другом Смита был Дэвид Юм, с которым он познакомился в Эдинбурге около 1750 года. Они оба были тогда молодыми интеллектуалами, полными благородных помыслов. Пассаж в «Теории нравственных чувств» описывает смитовскую версию таких теплых дружеских отношений:

«Из всех привязанностей человека, основанных на взаимном интересе и долгом опыте знакомства и общения, искренняя дружба более всего заслуживает уважения… Такая привязанность, основанная на добродетельной любви, может быть названа самой счастливой, ибо она будет самой постоянной и преданной».

А об отношении Юма можно сделать красноречивый вывод из посвященного Смиту и детально продуманного комического эпизода из двенадцати сотен слов; это письмо было отправлено из Лондона в Глазго, где Смит с нетерпением ожидал новостей о том, как была принята в столице публикация «Теории нравственных чувств». Сначала Юм перечислил каждую важную персону, кого он обеспечил копией книги и рекомендациями ее автора, перед тем как сказать:

«Я решил повременить с письмом тебе, пока не соберу достаточно информации об успехе книги, чтобы предсказать с приемлемой вероятностью, будет ли она предана забвению или внесена в регистры храма бессмертия. Хотя с момента публикации прошла только пара недель, мне кажется, уже появляются такие яркие признаки, что я могу почти отважиться предсказать ее судьбу. Однако должен сказать еще, что меня недавно посетил один гость, недавно прибывший из Шотландии. Он рассказал мне, что Университет Глазго намеревается объявить важную должность свободной…»

И далее Юм приводит целый параграф сплетен о том, кто может занять этот пост, ведущих к сплетням об одном их общем знакомом, ведущих к отступлению о другом их друге Лорде Кэймсе и его книге, о которой Юм говорит: