— Потому, что я всегда делаю то, что хочу. — Отвечаю я с улыбкой. — Забыла?

Швыряю окурок на землю и вдавливаю в кладбищенскую грязь носком ботинка.

— А я?.. — Эмилия широко распахивает глаза.

Клянусь, она удивляется так, будто с ней это происходит впервые.

— А что ты? — Усмехаюсь я.

— Как ты можешь…

— Я уезжаю.

Эти слова окатывают ее, точно ледяной душ.

— Уезжаю в северную столицу. Меня берут в команду.

— А я? — Как заклинание, повторяет девушка.

Она выглядит ошеломленной и потерянной.

— А ты остаешься. — Развожу руками. — Или я должен предложить тебе руку и сердце? Серьезно, Эм? Ты думала, мы будем жить вместе долго и счастливо и умрем в один день? Ну, прости. Это никогда не входило в мои планы.

Изумление в ее глазах быстро сменяется яростью, и это хороший знак. Эмилия должна понять, что я — не тот, кто ей нужен. Я никого не люблю, и никому не стоит любить меня.

— Ах, ты, козел! — Эти слова летят мне в спину, когда я разворачиваюсь и ухожу. — Подонок!

— Знаю.

Мариана

— Ну, как ты? — Девчонка с медно-рыжими волосами кладет руку на мое запястье, и я едва не подпрыгиваю от неожиданности.

Словно выныриваю из глубокого сна. Ах, это она.

Медики дали мне что-то такое, отчего мысли путаются, и постоянно хочется спать.

— Все хорошо. — Отвечаю я. — Спасибо, что осталась со мной на целый день…

— Алина. — Подсказывает она.

— Очень приятно. Мариана.

Новая знакомая выглядит дерзкой, уверенной в себе и смелой: пирсинг в носу, яркий цвет волос, модная стрижка, татуировка на шее, рваные колготки в сеточку, грубые кеды. И ее нежное имя резко диссонирует с внешностью, но об этом я решаю промолчать.

— Извини, что пропустила из-за меня первый учебный день, Алина.

— Ничего. — Отмахивается она и показывает язык. — Тебе же было паршиво. Разве я могла уехать?

Когда по телефону сказали, что отец в больнице, я так растерялась, что Алина это заметила. Она подвезла меня до клиники на своей машине, а затем сопроводила в приемный покой.

А дальше все было как в тумане потому, что мой мозг отказывался верить в произошедшее. Харри умер за пару минут до моего приезда, и когда мне сообщили об этом, я рыдала так, что медикам пришлось ввести мне успокоительное.

Мой мир рухнул.

Опознание погибшего стало новым ударом: я второй раз в жизни переживала потерю близкого человека. Харри всегда был добр ко мне, заботился, поддерживал, и после смерти мамы у меня не осталось ни одного близкого человека, кроме него.

Эти два года мы с отцом держались друг за друга, чтобы не унывать и жить дальше, и в тот момент, когда я увидела его лежащее на каталке под простыней тело, я едва не обезумела от горя. А, может, и обезумела — раз врачи решили дать мне лекарство и вызвали социального работника.

— Наверное, это за тобой. — Толкает меня локтем Алина.

И мы обе встаем с кресел в зале ожидания.

Соцработник подводит к нам пару средних лет. У женщины теплые карие глаза, темные кудрявые волосы, собранные в пучок на макушке и повязанные по-цыгански пестрым платком, и мягкая, сочувствующая улыбка. Ее спутник невысок и коренаст, у него совсем нет волос на голове, зато тонкая нитка усов над верхней губой выкрашена в ярко-черный цвет, а костюм выглядит так, будто он собрался на вечеринку в стиле тридцатых годов.