Я влез в постель и понял, как это хорошо: я внезапно почувствовал слабость и усталость.

— Ничего. Видели бы вы, какие типы бывают среди наших клиентов… Некоторых приходится буквально стаскивать с потолка. — Он поправил у меня на плече одеяло, наклонился к встроенному в кровать боковому столику. — Доктор Альбрехт из семнадцатой палаты. Пришлите санитара с завтраком. Меню «четыре-плюс».

Он повернулся ко мне и сказал:

— Перевернитесь на живот и поднимите пижаму: мне надо добраться до ваших ребер. А пока я вас осматриваю, можете задавать вопросы. Если хотите.

Пока он тыкал мне в ребра, я задумался. Наверное, это был стетоскоп, хотя он и был похож на миниатюрный слуховой рожок. Но одно в нем явно не улучшилось: кружок, которым он дотрагивался до меня, был все такой же холодный и жесткий…

Ну что можно спросить, проспав тридцать лет… Достигли ли они звезд? Кто теперь ведет «Войну За Искоренение Войн»? Научились ли выращивать детей в колбе?

— Доктор, а в кинотеатрах, в фойе, по-прежнему стоят автоматы, делающие воздушную кукурузу?

— Когда я был там прошлый раз, стояли. У меня мало времени для такого рода времяпрепровождения. Кстати, кино теперь называется «завлекино».

— Да? Почему?

— Сходите — узнаете. Только не забудьте пристегнуть ремень в кресле: во время некоторых кадров включается антигравитация во всем зале. Видите ли, мистер Дэвис, мы настолько часто сталкиваемся с этой проблемой, что уже смотрим на нее как на нечто рутинное. У нас есть адаптационные словарики для каждого года Погружения в Сон, справочники-резюме по истории и культуре. Это — вещи необходимые, потому что, как бы мы ни старались уменьшить потрясение, синдром потери ориентации бывает очень тяжелым.

— Хм, наверное, так.

— Решительно так. Особенно при больших интервалах, как у вас. Тридцать лет как-никак.

— А что, тридцать лет — это максимум?

— И да и нет. Первый коммерческий клиент был помещен в анабиоз в декабре тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, так что максимальный срок, с которым мы сталкивались, — тридцать пять лет. Но у меня вы — самый длительный случай. Однако у нас тут есть клиенты с контрактами длиной в сто пятьдесят лет. Вас вот принимать на такой долгий срок — тридцать лет — не следовало. Просто об этом тогда еще знали недостаточно. Вы крепко рисковали. Вам повезло.

— Серьезно?

— Да. Можете перевернуться на спину. — Он стал смотреть меня дальше, добавив: — Но с нашими нынешними познаниями я бы взялся подготовить человека и к тысячелетнему скачку, если бы это было ему по карману. С годик я бы подержал его при той температуре, при которой хранили вас, просто для проверки, а потом резко — в течение одной миллисекунды — заморозил бы его до минус двухсот. И он бы уцелел, я думаю. Давайте проверим рефлексы.

Доктор Альбрехт продолжил:

— Сядьте и положите ногу на ногу. Со словарем у вас особых проблем не будет. Я, правда, старался говорить с вами на языке, близком к тысяча девятьсот семидесятому, — это предмет моей гордости. Я могу с каждым из своих пациентов говорить, подбирая словарный запас в соответствии с годом его Погружения. Я прошел гипнокурс по языку. Но вы прекрасно будете говорить на современном через неделю. Это лишь вопрос расширения вашего словаря.