— А как насчет смога? Нет, мне это не по душе.
— Со смогом справятся очень скоро. Поверь мне. А ты разве не заметил, что и в Денвере тоже появился смог?
— Ну, подожди минутку, Дэн. Я уже понял, что мне придется тут воевать, пока ты там где-то будешь проворачивать свои делишки. О'кей, я согласен. Но у меня должно быть хотя бы право выбора решений, прежде всего — относительно условий труда!
— Так необходимо, Джон.
— Дэн, ни один человек в здравом уме не согласится переехать из Колорадо в Калифорнию. Наша часть стояла там во время войны, так что я знаю. Вот Дженни, к примеру: она родилась в Калифорнии, это ее тайный позор. И она ни за какие деньги не согласится туда вернуться. Здесь есть зима, смена времен года, свежий горный воздух, прекрасные…
Дженни пристально посмотрела на него.
— Ну, я бы не стала утверждать столь категорично, что я никогда не соглашусь вернуться в Калифорнию.
— Что я слышу, дорогая?
Дженни тихо вязала в уголке. Она никогда не открывала рта, если ей было нечего сказать. Сейчас она отложила вязанье — верный признак.
— Если бы мы перебрались туда, дорогой, то могли бы купить абонементы в клуб «Оукдейл». Там можно купаться в открытом бассейне круглый год. Когда в прошлые выходные я увидела ледок в бассейне в Боулдере, я подумала: как было бы здорово, если бы мы…
Я оставался в Денвере до последней минуты — до второго декабря 1970 года. Мне пришлось занять у Джона три тысячи долларов: цены на компоненты были грабительские; но я предложил ему закладную на мои акции в обеспечение долга. Он подождал, пока я подпишу закладную, порвал ее и бросил клочки в мусорную корзинку.
— Вернешь, когда вернешься.
— Это будет только через тридцать лет, Джон.
— Так долго?!
Я задумался. Он ни разу не попросил меня рассказать ему все от начала до конца, с тех пор — шесть месяцев назад — когда заявил, что не верит в главное звено этого рассказа, но что все равно поручится за меня в клубе, несмотря на это.
Я сказал, что, по моему мнению, пора мне уже рассказать ему все как есть.
— Разбудим Дженни? Она тоже имеет право знать.
— Ммм… нет. Пусть вздремнет, пока ты здесь. Разбудим, когда соберешься уходить. Дженни — человек очень бесхитростный. Она не задается вопросами, кто ты и откуда, — ты ей понравился. Если ты считаешь, что ей надо знать все это, то я расскажу ей, когда она проснется.
— Ну, как знаешь.
Он выслушал мой рассказ, не перебивая, только подливал в стаканы: мне — имбирного (у меня было основание не пить спиртного), себе — виски на донышке. Когда я добрался до места, как очутился на склоне горы в окрестностях Боулдера, я остановился.
— Вот, — сказал я. — Хотя я упустил из виду один момент. Я потом несколько раз смотрел на то место, куда свалился из будущего. Упал я с высоты не более полуметра. Если бы лабораторию построили — то есть если ее построят — чуть углубясь в гору, меня бы похоронило заживо. Вы оба при этом, наверное, тоже погибли бы. А может, и целый город: не представляю, что происходит, когда энергия превращается в массу в той точке, где уже есть другая масса.