Хотелось поинтересоваться у Фатимы, не больна ли султанская мать, но вокруг стояла такая тишина, что даже шепот показался бы громом, и Настя промолчала. Потом спросит.

Валиде внимательно оглядела притихших наложниц и рабынь:

– Кто это сейчас так звонко смеялся?

Было понятно, что еще мгновение, и кто-то из девушек укажет на нарушительницу тишины, да и сама Настя вовсе не желала, чтоб кто-нибудь пострадал из-за нее, вскинула голову:

– Я.

Фатима тут же почти заслонила девушку собой:

– Она новенькая, госпожа. Только прибыла, еще не знает ни правил поведения…

Валиде жестом остановила поток слов, так же, жестом, поманила к себе Настю:

– Подойди.

Смотрела пытливо, с интересом. Настя опустила глаза, но не из-за страха или излишней скромности, а чтобы мать султана не заметила пляшущих в них чертиков. Девушку насмешили разрисованные руки валиде – красным и черным были искусно выведены узоры на тыльной стороне ладоней и даже пальцах, да и на самих ладонях тоже. Вот глупость-то! Другие моют руки до белизны, а эти разрисовывают. Мелькнула мысль, что если б отец такое увидел, то отругал.

– Откуда ты?

Девушка вскинула глаза:

– Из Рогатина.

Ответила так, словно все в мире должны знать Рогатин, а кто не знает, тот попросту невежда. Смотрела спокойно и с достоинством, но внутри зрачков все еще плясали маленькие чертики.

– Славянка… А наш язык откуда знаешь?

– Я много что знаю.

– Сколько звезд на небе?

Настя вспомнила, как дурачили они приставучих незнакомцев, задавая вопрос и сами же отвечая, чуть улыбнулась:

– Сколько и капель воды в море.

– Кто твои родители?

Насте вовсе не хотелось говорить, что отец священник, этого не стоило делать здесь, в сердце чужой веры, перед матерью хранителя этой веры.

– Люди.

– Грамотная?

– Да, знаю, кроме своего языка, греческий и латынь. Персидский и арабский немного…

– Откуда?

– Научили.

Она не опускала глаз, отвечала свободно и прямо, ей скрывать нечего. Даже если валиде спросит, хочет ли уйти, скажет: «Да!» Не спросила, наоборот, кивнула Фатиме:

– Научи ее, как себя вести, потом посмотрим, на что она годна.

Фатима закивала, принялась кланяться, нажимая и на Настину руку, чтоб тоже склонила голову:

– Будет, будет, госпожа, всему научим, что понадобится.

– Будешь Хуррем – Смеющаяся. Кто еще новенький? – валиде уже потеряла интерес и к Насте, и к Фатиме, вопрос задан кизляр-аге.

Тот с достоинством стал показывать новеньких, а Настя, отойдя в сторону с Фатимой, наблюдала. Девушка, которую Фатима поселила вместе с Настей, тоже, видно, понравилась валиде, кивнула:

– Ты будешь Гюль – Цветок.

Насте хотелось крикнуть: только не Гюль! Ведь у нее в подругах уже была одна с таким именем. Но что она могла? Даже если б ее саму так назвали или вовсе как-то неприлично, как могла рабыня противоречить? Да и не желала она противоречить, словно должна чего-то дождаться. Понимала чего – когда придет тот странный человек, придет и заберет ее.

Часть присланных все же отправили кого на кухню, кого на другие работы.

До ужина им велели погулять, хотя где гулять-то? В крошечном садике собралось так много девушек, что и походить вольно нельзя.