Вот только не готов Романов почем зря лить кровь. К тому же лично его жизни ничто не угрожает. Всеволод – умный правитель. Не станет он рубить курицу, несущую золотые яйца. Ему для начала все секреты выведать надо и выдоить такое-то талантище на новинки. К гадалке не ходить, посадит в золотую клетку, только твори.

– В сторону, – тронув плечи двух гвардейцев, заслонивших его собой, произнес Михаил. – Мне нужно повторять приказ дважды? – подпустил он в голос металла.

– Михаил Федорович… – начал было Никита, не пропустивший еще ни одного похода воеводы.

– В сторону, – припечатал Романов.

Тот скрежетнул зубами, но приказ все же выполнил.

Михаил спрыгнул на деревянный причал и направился к берегу. Сомкнутые щиты киевлян разошлись, и в просвет вышел воевода Брячислав. Кряжистый мужик, эдакий квадрат. Очень похож на пень, который рубить замучаешься, а корчевать пупок развяжется.

– Здрав будь, Брячислав.

– И тебе поздорову, Михаил.

– И как это понимать?

– Ты вроде муж неглупый.

– Понятно. Дружинников моих отпустишь? Иль силушкой меряться станем?

– Мне велено доставить тебя в княжьи палаты. Про дружину приказа не было.

– Вот и славно. Дорофей Тарасович, уводи ладью в Пограничный, – обернувшись и повысив голос, приказал Романов.

– Михаил Федорович… – начал было полусотник.

– Делай, как говорю.

– Слушаюсь.

– Ну что, Брячислав, пошли, что ли, – убедившись, что ладья отчалила, произнес Романов.

– Оружие-то отдай. Так оно и мне спокойней, и тебе соблазна не будет.

Михаил лишь пожал плечами, снял портупею и отдал оружие подошедшему дружиннику. Потом расстегнул ремешки доспеха, передав ему же. Повел плечами, почувствовавшими облегчение. Оно, конечно, привык уже к воинской справе. Но носить ее все время никакой мочи недостанет.

Вязать его не стали. Шестеро воев взяли их с воеводой в кольцо и повели в детинец. И на том спасибо. Пока шли, Михаил смотрел по сторонам, то и дело встречаясь взглядом с киевлянами. Одни смотрели с любопытством. Другие со злостью. Ясно же, коли взяли под стражу, значит, тать. А с чего бы таких любить-то.

Михаил не обращал на эти взгляды внимания. А вот к девицам молодицам присматривался. Нет, причина вовсе не в том, что в нем взыграла кровь молодецкая. Очень уж его интересовали их украшения. Наблюдал уж такое в Переяславле. А теперь вот и в Киеве приметил. Вот же купцы шельмы!

Романов чеканить монеты не успевает. Мало ему молодежи, повадившейся в копилку складывать. Но те рано или поздно хотя бы в оборот все одно возвращаются. Торговцы же, паразиты, из его копеек, оказывается, делают серьги да ожерелья. Причем еще и к пятикопеечной монетке подвешивают по четыре полукопеечных. В ожерелье и вовсе входит весь номинал меди, чередуемый между собой в различных вариациях и в несколько рядов.

Что и говорить, монеты у него получались на загляденье. Ничего подобного он тут не встречал. Подобрал в одну из зим себе паренька да стал обучать граверному делу. У самого-то способности сугубо благодаря связи его разума с единым информационным полем Земли. А вот у ученика и впрямь талант. Штампы медалей и орденов, кстати, это уже его работа. Романов только эскизы рисовал, а уж клише вытачивал новоявленный мастер-самородок.