Глобус в бомбоубежище никого не удивил, люди всякое брали с собою на многочасовые сидения в подвале.

В первые месяцы войны, когда еще не было голодно и холодно, почти все рукодельничали, читали в подземельях. А в младших классах и школьные занятия проходили в убежищах.

Хотя построжевшие правила поведения во время тревог возымели свое действие, в бомбоубежище народу стало гораздо меньше: война и блокада заметно сократили население, кроме того, в зимние месяцы из Ленинграда вывезли более полумиллиона.

Тане с мамой досталось отличное место — у стены, близко от висящей на потолочном крюке «летучей мыши». Свет от лампы был достаточен, можно читать надписи на крутых боках. А шрифт на глобусе убористый и мелкий, целые материки небольшими пятнами, отдельные страны — веснушками на лике объемной модели Земли.

Ленинград обозначен как город с миллионным населением — точкой в окружности. Живая точка в мертвом кольце блокады…

Таня видела и воспринимала предметы, события, явления, весь окружающий мир глазами блокадной девочки, жительницы города-фронта.

Кружки и точки на глобусе — воронки от бомб и снарядов, дороги и реки — линии траншей и окопов, шрамы ранений. Всюду война, смерть и разрушения. Даже на макушке и донышке, у полюсов, в белой Арктике, в голубой Антарктиде. В северных морях гибнут от торпед и снарядов корабли транспортных конвоев и грузовые пароходы. В южных океанах эсминцы и субмарины атакуют пассажирские лайнеры и нефтеналивные суда. Нигде нет покоя и мира. Несчастный, безумный шарик земной…

— Абу-уз…

На руках женщины с землистым лицом и стеклянными глазами проснулся ребенок. Мальчик или девочка — не определить.

— Абуз, — сначала удивленно, потом с вожделением повторил ребенок и затвердил монотонно: — Абуз, абуз, абуз…

Он не требовал, не клянчил. Повторял механическим голосом:

— Абуз, абуз…

— Глобус это, — устало пояснила мать, но ребенок не слушал или не слышал ее.

— Абуз…

При свете «летучей мыши» ученический глобус без подставки и в самом деле похож был на маленький арбуз. Полосатый, хрупкий. Сдавить посильнее — хрустнет, брызнет красным, развалится на куски.

Таня прижала глобус к груди и прикрыла его руками.

Солнце повернуло на лето, дни прибывали, но еще долгие, томительные ночи оставались по-зимнему холодными.

Северная весна особенная. Ладожское озеро освобождается от белого панциря мучительно и неохотно. Не сразу и не скоро уходят вниз по Неве глыбы и льдины.

Весну ждали с тревогой: исчезнет ледовая трасса, оборвется конвейер Дороги жизни. Температура быстро росла, превышала уже ноль градусов. Лед тончал, трещины и прораны разрушали путь, движение делалось опасным. Гибель угрожала не только с неба, уже и снизу.

Весну ждали с надеждой. Можно будет — и есть на то специальное постановление — завести огороды. В скверах и дворах, на пустырях и под окнами, на бульварах и Марсовом поле — всюду, где нет асфальта и булыжного покрытия, станут выращивать картофель, брюкву, свеклу, капусту. Заводы и артели создадут в пригородах подсобные сельские хозяйства.

А пока без карточек можно добыть лишь хвойные лапки пихты и ели, дубовую кору. Для отвара или настоя с противоцинготным витамином, для снадобья от желудочного расстройства.