Я поняла, что уже не смогу вернуться домой и посмотреть в глаза своей матери. Я поняла, что я не смогу жить как раньше. Мне нечего от жизни ждать, не на что надеяться — впереди только серые будни. Я ПОНЯЛА, ЧТО НЕ МОГУ ВЕРНУТЬСЯ И ТЕМ БОЛЕЕ НЕ МОГУ ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ. Москва подставила мне слишком много подножек, но этого ей показалось мало, и она стала бить меня лицом об асфальт. Она победила! Черт побери, она победила и указала мне мое настоящее место. Мои крепкие нервы сдали, и мое самообладание исчезло в одночасье. У меня больше ничего нет. Высыпав на ладонь полпузырька таблеток, я сунула их в рот, запила виски и громко рассмеялась. Почувствовав, как сильно заколотилось мое сердце, я собрала все, что у меня было в скудной аптечке и, проглотив, вновь запила виски.

Тут же подумав о том, что я должна умереть красивой, я распустила волосы и надела свое самое нарядное платье с выпускного школьного вечера, не позабыв при этом про туфли на высоких каблуках. Заколов волосы заколкой в виде алой розы, я почувствовала тошноту и выпила виски. Чувствуя, что скоро уйду в бессознательное состояние, я допила бутылку виски и, выйдя на балкон, скинула ее вниз. Бутылка разбилась, а я рассмеялась пьяным смехом.

— Вот и все, — проговорила я и чуть было не перевалилась через перила. — Вот и все!!!

Когда в дверь позвонили, я вдруг подумала о том, что бездушная Москва все же решила сделать мне последний подарок: перед смертью она захотела показать мне Димку, или, того лучше, она решила, что по всем законам мелодрамы получится более красиво, если я умру в его объятиях.

— Димка, иду! — громко крикнула я и, пытаясь побороть тошноту, сильно покачиваясь, встала для того, чтобы открыть дверь. — Сейчас открою, если, конечно, дойду! Дима, ты только не уходи! Подожди, мне просто тяжело идти! Я тебя люблю!!!

Я отпирала замки и чувствовала, как дрожат мои руки и подкашиваются ноги. Никогда бы не подумала, что может быть настолько сложно открывать замок. Руки стали какими-то слабыми и почти не слушались меня. Слезы потекли по моим онемевшим щекам, и я прошептала:

— Димочка, я знала, что ты придешь. Я это чувствовала, Димочка… Проклятый замок!

Сделав последнее усилие, я все же смогла открыть эту злосчастную дверь и, увидев перед собой мужчину, разговаривавшего с дедом в институте, со словами: «А где Дима?» — грохнулась на пол.

…С трудом открыв глаза, я посмотрела на белые стены и, облизав пересохшие и потрескавшиеся губы, тихо спросила:

— Где я?

— В больнице, — донесся до меня голос медицинской сестры.

— Я жива?

— Тебе повезло: ты почти выкарабкалась.

— Я жить не хотела, мне не повезло.

— Ты осталась жива, и тебе придется с этим смириться.

— Я плохо все помню.

— Близкие есть?

— Какие близкие?

— Я имею в виду, есть кто-то, кому можно сообщить о том, что с тобой произошло?

— Есть, — с трудом произнесла я и назвала Димин домашний телефон.

— Кого спросить?

— Спросите Диму.

— Еще кто-нибудь есть?

— Нет.

— Что, вообще больше никого нет?

— Нет. Я иногородняя.

К сожалению, Дашин телефон я не знала на память, а листок с ее телефоном остался у меня в сумочке. Я подумала о том, что если я останусь жива, то обязательно позвоню ей позже.