— Успокойся. Это нормальная первая реакция моих родителей.

— Если для тебя она нормальная, то меня до сих пор трясет, и еще неизвестно сколько времени трясти будет.

— Придет время, и они тебя примут и полюбят.

— Они меня никогда не примут и уж тем более не полюбят, — проговорила я, сдерживая слезы.

Я вспомнила, как мать Дмитрия подняла с пола свою фланелевую рубашку и стала хлестать ею меня по лицу, называя провинциальной хищницей и акулой. Дмитрий бросился на защиту, встав между мной и своей матерью. При этом он был совершенно голый. Мать стала громко рыдать и хвататься за сердце, крича во весь голос о том, что она не желает находиться в одной квартире с грязной деревенской потаскушкой, решившей женить на себе ее непорочного сына. Это было страшное зрелище! Плачущая женщина стала звонить многочисленным родственникам, требуя их незамедлительного присутствия. Когда начала съезжаться родня, пытавшаяся раскрыть глаза Диме относительно его возлюбленной, заплаканная Димина мать вынесла из своей комнаты шкатулку и заголосила о том, что я украла у нее драгоценности, и заявила, что вызовет милицию. Я сидела ни жива ни мертва, а затем не выдержала и начала собирать свою сумку. Дима пытался меня остановить, убеждая свою кричащую на всю квартиру родню, что можно решить все полюбовно, но я резко сказала, что с меня хватит, и направилась к выходу. Уже почти невменяемая Димкина мать стала кричать мне вослед, что если я в ближайшее время не верну ее драгоценности, то она засадит меня за решетку. Она вновь запустила в меня фланелевой рубашкой и прокричала, чтобы я забрала ее с собой: она все равно ее уже не наденет, тем более в квартиру придется вызывать санитарную станцию и срочно все дезинфицировать, потому что сюда наверняка занесена зараза. Переступив через ночную рубашку, я зарыдала и пулей выскочила из квартиры. Следом за мной выбежал одевающийся на ходу Димка. За свои деньги он снял мне крохотную однокомнатную квартиру и остался вместе со мной.

— Света, я сейчас денег раздобуду, и мы переедем на нормальную квартиру. Снимем приличную двушку в центре, — пытался приободрить он меня.

Но размеры нашего жилья на данный момент интересовали меня меньше всего.

Взяв Диму за руку, я вытерла покрасневшие от слез глаза и сказала:

— Дима, я не воровала драгоценностей твоей матери. Я вообще воровать не умею.

— Я знаю, — кивнул он головой. — Драгоценности лежат в сейфе. Она тебя оговорила.

— Разве можно так ненавидеть человека, которого совсем не знаешь? А самое главное — за что? За то, что я из провинции?

— Понимаешь, все пошло совсем не так, как я рассчитывал.

— А как ты рассчитывал?

Дима провел ладонью по моему лицу и не мог не заметить:

— Ведь у тебя все побои сошли, сейчас ты такая симпатичная! Я совсем не так представлял себе твое знакомство с родителями: ты бы напекла пирогов, накрыла на стол, я бы купил бутылку дорогого коньяка. В общем, все как у людей.

— Я не уверена в том, что даже при таком замечательном раскладе не произошло бы того, что произошло сейчас.

— Мои предки должны были приехать только через неделю. Наверняка Маринка все подстроила — позвонила и все им рассказала. Вот они и приперлись раньше положенного срока ни свет ни заря. Увидели нас в кровати, да еще и ночная рубашка матери неподалеку валялась. И без слов понятно, что ты ее надевала. Для нее это катастрофа.