Это оказалось чересчур даже для Лигетта. Он медленно повернул голову, пока его взор не упал на миссис Ланцио. Она не смотрела в его сторону. У нее кривились губы, а глаза не отрывались от лица Вульфа. Было заметно, как напряженно работает ее мозг. Так прошло примерно с полминуты, затем она вдруг улыбнулась. Правда, когда она встретилась со взглядом Лигетта, эта улыбка пропала. Она быстро отвернула голову и сказала своим грудным голосом, который сейчас уже был совершенно спокоен:

– Я очень огорчена, Рай. Но…

Она запнулась, но быстро овладела собой и обратилась к Вульфу:

– Вы правы. Конечно, вы правы, и я не в состоянии ничем помочь ему. Когда я встретила его в парке и мы договорились…

– Дина! Богом заклинаю…

Толман, голубоглазый атлет, толкнул Лигетта обратно в кресло. Роковая женщина продолжала:

– Он рассказал мне, что собирается делать. Я думала, что все это просто шутка. Потом уже он сказал мне, что Филипп набросился на него, и он вынужден был ударить его…

Вульф резко сказал:

– Вы знаете, что вы делаете, мадам? Вы посылаете человека на виселицу.

– Я не знаю. Я не могу помочь ему. Как я могла поверить его лжи? Ведь он убил моего мужа! Когда я потом встретила его, и он сказал мне, что он запланировал…

– Вы подлец! – хрипло закричал Лигетт. Он оттолкнул Толмана, перепрыгнул через ноги Росси, ударил Бланка, свалив его вместе со стулом на пол, и попытался добраться до Вульфа. Я вскочил на ноги, но в это время его остановил Берин. Он обхватил его сзади обеими руками, и Лигетт забился в них, как припадочный.

Естественно, что в этом шуме и суматохе Дина Ланцио замолчала. Она сидела и спокойно глядела на всех своими томными, немного сонными глазами.

Джером Берин сказал утвердительно:

– Это полностью соответствует ее характеру. Она сделает все возможное, чтобы самой избежать опасности.

…В наступившее прелестное субботнее утро поезд бесшумно несся в Нью-Йорк по востоку Филадельфии. Через пятьдесят минут мы влетим в тоннель под Гудзоном. Я сидел в кресле около стены в пульмановском купе, Констанция рядом со мной, а Вульф и Берин у окна с бутылками пива между ними.

Берин спросил:

– Вы так не думаете?

– Я не знаю. Дело в том, что она единственный человек, который мог засвидетельствовать присутствие Лигетта в Канавине вечером в среду. Как вы отметили, она безусловно виновата так же, как и Лигетт, а может быть, даже больше – это зависит от точки зрения. Я, кстати, полагаю, что мистер Толман попытается добиться и для нее обвинительного заключения. Во всяком случае, он задержал ее вчера, как важного свидетеля. Он будет содержать ее под замком до тех пор, пока не закончится суд над Лигеттом, явно надеясь предъявить ей обвинение в соучастии. Однако я сомневаюсь, что из этого получится что-либо путное. Это ведь женщина особого рода, как она мне сама об этом сказала. Даже если Лигетт своими показаниями сделает все от него зависящее, чтобы потопить ее, вряд ли ему удастся убедить дюжину мужчин. И самое лучшее, что можно сделать с этой женщиной – это убить ее.

Берин мерно попыхивал трубкой. Вульф поднял свой стакан с пивом одной рукой. Вторая крепко держалась за подлокотник. Он все еще не доверял поездам.